Диана Ва-Шаль - Жнец

Буквы. Цифры. Цветовые обозначения. Имена и даты.

Мужчина глянул на дисплей технологичных часов: три оповещения, один рабочий вызов под желтым обозначением – потерпит, не критично. Тугой кожаный ремешок двумя параллельными линии очертил запястье правой руки.

Колокольчики на двери возвестили о новом посетителе, пока имена и номера продолжали плыть по монитору. Ирвис. Корсаков. Хофер.

Внезапная красная рамка разрезала бесконечный список – подозрительная активность: оформление и получение документов на пересечение двадцати трех блокпостов начиная от Южной области Центра до перешеечной территории с Севером.

Мужчина нахмурился, навёл курсор, чтобы строка не уползала вверх. Фамилия казалась смутно знакомой…

Но не успел мужчина открыть информационное окно, как крышку его ноутбука захлопнули.

– Твою же…

– Брайан, да угомонись ты с этой чертовой работой!

Вторым утренним посетителем полупустой кофейни был еще один жнец и напарник Брайана – Антон Синнерс, который после столь бесцеремонного появления легко опустился на диванчик напротив коллеги. Первую минуту оба молчали, сверля друг друга взглядами.

Прошло девять месяцев с их последней встречи. Девять долгих месяцев.

– Как маленькая Чирроки? – житейски спросил Антон, махнув рукой бариста (тот, конечно, вспомнил завсегдатого некогда посетителя, и его неизменный заказ: эспрессо-тоник, обязательно с двумя дольками лимона и льдом до краев). Брайан же продолжал безмолвно сидеть, все еще держа приподнятой руку у захлопнутого ноутбука и не переводя ошарашенный взгляд от своего внезапного гостя.

Синнерс интересовался из вежливости, для начала разговора. Сказать откровенно, когда он ехал сюда, он и не думал первым начинать беседу. События годовой давности ощущались остро, живо, и резали по ране острыми лезвиями вдоль – кровоточило сильно. И дело заключалось далеко не в рабочих разногласиях, как думали их коллеги "по ремеслу"; напарниками Синннерс и Чирроки всегда были прекрасными, несмотря на двенадцать лет разницы в возрасте – ладили, понимали друг друга с полуслова, устремляли свои взгляды и рвения в одну сторону и сходились в душевных терзаниях, порой накатывающих. Дело то отчасти семейное.

У Антона была прелестнейшая сестрица-близняшка: голубоглазая, с румяными щеками, да фарфоровой кожей. Когда сестрица сменила светло-русый на пепельный блонд, то вовсе стала похожа на чудную куклу. В один вечер, лет с пять назад, Брайан пригласил своего приятеля-напарника на семейный ужин: маленькой Чирроки, дочери брайана, исполнялось четыре года. Там Антон познакомился с женой Брайана – Элизабет, а самому Брайану была представлена сестра Антона – Ева.

Девушка, сошедшая с Небес.

Сложно сказать, когда все закрутилось. В тот ли вечер, через неделю или пару месяцев – но Брайан и Ева стали встречаться все чаще, и встречи все меньше стали походить на приятельские. Сложно сказать, по чьей инициативе они впервые разделили постель – но вихрь чувств закрутил обоих в нескончаемый круговорот из лжи, притворств, игр и махинаций. Эта игра не была трудной: когда ты Жнец, ты так часто исполняешь театральные представления, что врать не достает труда. Когда ты Жнец, то к твоим исчезновениям из дома относятся как к чему-то, само собой разумеющемуся, не подразумевающему измен.

А Ева… Ева быстро вкусила преимущества своей ангельской внешности. И, казалось, сущность манипулятора жила у нее в крови.

Так или иначе, четыре года прошли как один миг, и, по ироничной случайности, обман раскрылся вновь на дне рождения маленькой Чирроки. Вернее сказать, раскрыл его сам Брайан: к тому моменту он окончательно разочаровался в себе, в своей работе, вновь впал в депрессивный период, ни то из-за службы, ни то из-за измен. С Евой отношения стали холоднее; она переехала из Мукро в Восточные земли, а Брайан сознался в изменах Элизе и Антону.

Одна Богиня-Матерь знает, как и почему Элизабет простила Брайана; на это потребовалось немало времени, и, наверное, в душе она не извинила. Антон же в собрате разочаровался. Не простил ни за использование сестры, ни за предательство жены и дочери. Примерно в то время ему предложили перевестись ближе к Северным Землям: обстановка там накалялась с каждым днем, Север подвергался ужасающему контролю (большему, чем все прочие земли), нестабильность росла. Авторитет у маркизуса Севера, Иванко Хорста, становился все значительнее, и жнецов уже неприкрыто перебрасывали "подавлять инакомыслие". Синнерс долго не размышлял. Подписал бумаги, оформил документы и переехал из Мукро.