Александр Кучаев - Реверс жизни, или Исповедь миллиардера

– Историю с несовершеннолетней удалось замять, – продолжил мой помощник, – но для этого судье пришлось изрядно потратиться. На откупные. В результате родители пострадавшей девицы потребовали, чтобы она отказалась от своих показаний, что и было сделано.

– Ладно. Только что нам может дать это досье?

– Непосредственно нам – ничего, а вот многим другим людям Морозцев уже не сможет причинить столько зла, сколько он причиняет, находясь на нынешней государственной должности.

– А во второй папке… Тоже информация?

– Да. О финансовых махинациях, совершённых Сидориной, начальником управления социальной защиты населения города Энска. Той самой Сидориной, которая подписала бумагу о лишении материнства Натальи Кантариной. Ну что, даём ход собранным материалам?

Я недолго раздумывал. Мне нравилось присущая моему помощнику чётко выраженная особенность доводить каждое дело до логического конца.

– Вас ставить в известность, как идёт реализация компромата?

– Нет. Мне достаточно будет знать конечный результат. Конечным результатом стало решение областного суда отправить сорокашестилетнего Морозцева на семь лет в колонию-поселение. Имущество его было конфисковано.

Бывшую же начальницу Сидорину приговорили к пяти годам условно с лишением права занимать должности в сфере социальной защиты на этот же срок.

Это было промозглым осенним вечером двадцатого ноября – я хорошо запомнил эту дату.

Я только что вернулся с работы к себе домой, в городское жилище, расположенное поблизости от нашей конторы, как в комнату ко мне вошёл Антон Антонович, мой новый мажордом, и доложил о неком молодом человеке, добивавшемся встречи со мной.

– Кто такой? – спросил я.

– Не знаю, он не назвался.

– Но как-то он представился?

Порыв ветра прошумел по стене россыпью затяжного непрекращающегося дождя, из форточки потянуло холодом, и я бросил взгляд на сумерки, сгущавшиеся за окном.

– Никак не представился. Он только сказал, что вы с ним много лет знакомы, – мажордом улыбнулся с некоторой долей скептического понимания. – Да только откуда может быть многолетнее знакомство, если ему самому не больше двадцати пяти. По всему видать, аферист – молодой да ранний, вот решил урвать сколько-нибудь от ваших щедрот. Ведь слава о вашей доброте и готовности прийти на помощь идёт по всему городу и дальше и…

– Этот молодой человек, как вы говорите, назвал свой возраст? – проговорил я, останавливая многословие мажордома.

– Нет, не назвал, я просто сужу по его внешнему виду и манере поведения – довольно легкомысленной и вызывающей подозрения в добропорядочности. Ещё он просил передать вам эту записку.

Мажордом протянул мне листок писчей бумаги, сложенной вчетверо, – не на посеребренном блюде, а из рук в руки.

– Что же вы молчали?! Давайте сюда.

Я взял бумагу, развернул и прочитал уже знакомые три слова, написанные чётким каллиграфическим почерком: «Лес, поляна, могила».

Кровь бросилась мне в голову, зашумело в ушах, на сколько-то мгновений перехватило дыхание.

– Немедленно!.. – прошептал я, пытаясь справиться с волнением. – Ведите его сюда.

Ноги мои ослабели, и я опустился на стул, стоявший возле письменного стола.

За дверью послышались быстрые шаги, и на пороге появился… Николай Гудимов собственной персоной.

Он почти не изменился с последней нашей встречи. Может быть, только ещё помолодел года на три или четыре. А то и на все пять. Ну и похудел немного. И пожалуй, румянец ещё сошёл с его лица, уступив место необычной, не свойственной прежде странной бледности, как будто он долгое время не был на солнечном свету.

Я нашёл в себе силы встать и сделал шаг ему навстречу. Крепкие мужские объятия были красноречивее всяких слов. Потом мы весь вечер просидели в каминной, наслаждаясь теплом, исходившим от горящих дубовых поленьев. Воздействие такого тепла особенно благодатно в ненастную осеннюю погоду. Ну и конечно, нас согревали взаимное расположение друг к другу и задушевный разговор. На ужин Антон Антонович принёс нам грузинский салат из красной фасоли и зелени, плов с курицей и рыбу с картошкой. И графинчик знаменитой «Огоньковской». От водки мой старый друг отказался и сразу принялся за еду. Я же выпил пару стопок. В общей сложности граммов около пятидесяти. На радостях от встречи с моим побратимом.

– Сигареты? Сигары? – предложил я, когда с едой было покончено. У меня был небольшой запас табачных изделий самого высокого качества (в том числе лучшие в мире кубинские Cohiba Siglo), который я держал на всякий случай, предлагая своим немногочисленным посетителям.