Кэти Макгэрри - Скажи, что будешь помнить

Не обращая внимания ни на медсестру за столом, ни на всех прочих, кто попадается по пути, я торопливо прохожу по коридору и останавливаюсь, уже коснувшись рукой деревянной панели, у двери. Все заканчивается совсем не так, как мне бы хотелось. Столько любви в моем сердце, что оно уже не вмещает ее всю и начинает болеть.

Я открываю дверь.

В эти несколько коротких последних месяцев я так и не узнала, что можно ощутить такую радость и испытать такую боль. Но это жизнь. И чтобы разбить раковину, созданную моими родителями, и вырваться из нее, нужно быть чем-то покрепче заботливо сделанной бумажной куклы.

Любовь – не пробежка по открытому и ровному лугу, но подъем на высочайшую гору, когда приходится ломать ногти и обдирать пальцы и когда, достигнув вершины, видишь, что это еще не конец, а начало, и что спуск к следующей горе долог и труден.

Но даже с учетом того, что ждет меня за этой дверью, оно того стоит. Любовь того стоит, пусть в пути ты и теряешь кусочек сердца.

Я поворачиваю ручку, открываю дверь, и наши взгляды встречаются. В его глазах слезы, но по лицу они не стекают. Держится стоически, но при этом излучает боль. Он наполовину сидит, прислонившись спиной к стене, и на коленях у него одеяло, а на одеяле комочек шерсти. Я смотрю на ногу – она перевязана и испачкана кровью. И вообще, он весь в крови и побитый.

– Боже мой, Дрикс.

– Не я, он, – шепчет Дрикс. – Я буду жить.

Келлен проскальзывает мимо меня, и дверь со щелчком закрывается. Вместе с ней как будто уходит все тепло. Я опускаюсь на колени и осторожно трогаю голову Тора. Щенок медленно открывает глаза и, увидев меня, высовывает красный язычок.

– Ему больно?

– Нет. – Голос у Дрикса хриплый. – Ему дали что-то, и ветеринар говорит, что он ничего не чувствует.

К горлу подступает комок, а по щеке, как я ни стараюсь держаться, сползает слеза.

– Почему его не могут спасти?

– Первую пулю он еще мог бы пережить, но после второй шансов не было. Когда прибыла полиция, они потребовали, чтобы Джереми опустился на колени. Я отпустил его, а он выстрелил в Тора. – Дрикс бьет затылком в стену, словно это каким-то образом смягчит боль. – Мне так жаль, что я не смог защитить его. Так жаль…

Вытираю глаза, но еще одна слезинка все равно скатывается.

– Ты не виноват. Ни в чем не виноват. – Тор наклоняет голову, и я чешу его за ушами. – Должно же быть что-то…

Дрикс только качает головой. Я наклоняюсь и целую Тора.

– Мне так жаль, что мы не можем сделать больше.

В дверь стучат, и в комнату входит женщина в белом халате. Мягким голосом, со спокойным выражением лица она объясняет характер ран Тора, сколько времени ему осталось, и рекомендует позаботиться о болеутоляющем. Мы оба киваем, оба соглашаемся, оба держим щенка на коленях.

Ветеринар подготавливает все необходимое, и мы прощаемся с нашим щенком, бормочем слова утешения и любви. Сначала Тор просто засыпает, а потом засыпает уже вечным сном, и я плачу.

Одной рукой глажу Тора, другой обнимаю Дрикса. Дрикс тоже поддерживает одной рукой щенка, а другой обнимает меня и опускает голову на мое плечо. Его трясет, одежда на нем сырая, и мы держимся друг за друга и скорбим.

В приемной ветеринарной клиники горит свеча, которую зажигают, чтобы пришедший знал, что семья прощается со своим любимцем. Свеча – просьба понизить голос, знак того, что здесь люди, потерявшие частичку души.

А еще мягкое напоминание, что в мире есть те, кто понимает, что не все любимые и члены семьи стоят на двух ногах. Некоторые стоят на четырех, некоторые любимы так же, как и люди, и большинство, если не все, любят в ответ сильнее, чем большинство людей.

Та горящая свеча в приемной клиники произвела на нас столь сильное впечатление, что Элль зажигает еще одну в комнате Холидей и теперь смотрит на нее так, словно огонек может вылечить сердце. Если получится, буду смотреть на пламя всю ночь.

Или, точнее, весь день. Сквозь разорванные облака пробивается солнечный свет, и я закрываю жалюзи. После ветеринара Эксл заставил меня съездить в больницу. Повозившись, они вытащили щепку из ноги и наложили швы. Какое-то время заняла МРТ головного мозга. Элль постоянно была рядом. Сильная девушка.

Я опускаюсь на кровать и тру лицо. Душ – если это можно так назвать, поскольку пришлось беречь ногу – принял раньше. Элль тоже, и сейчас ее длинные влажные волосы лежат на плечах. У Холидей она позаимствовала топ и шорты.