Лейла Элораби Салем: Право на новую жизнь

– Да? А что случилось?

– Ученики из ее класса постоянно издеваются над ней, унижают, потому что знают, что за нее некому заступиться, – произнося эти слова, женщина плакала, ее руки тряслись.

– Пожалуйста, успокойтесь, – с жалостью сказала Екатерина Михайловна, – хотите, я дам вам воды?

– Спасибо, – Зоя Семеновна взяла из ее рук стакан и выпила медленными глотками. Когда, чуть успокоившись, она взяла себя в руки и перестала плакать, то продолжила сбившийся рассказ:

– Сегодня ко мне утром пришла Вероника. Я очень удивилась, почему так рано? Поначалу она ничего мне не рассказывала, говорила про какое-то окно, но я не верила. Представьте, сижу я дома и вдруг на пороге стоит внучка, вся заплаканная, дрожит от холода? Я принялась ее расспрашивать что да как. Вероника все уходила в сторону, пыталась поменять тему разговора, но тщетно. Я настояла на своем, и она во всем призналась.

– Та-ак, и что случилось?

– После первого урока Верочка пошла в туалет, а там сидели ее одноклассницы Анжелика эта вместе со своими подругами. Они принялись смеяться над ней, потом Анжелика облила ее холодной водой и заставила встать перед ней на колени. А остальные девочки снимали все это на мобильный телефон. Вы взрослый человек и, конечно, понимаете, какое это унижение.

Екатерина Михайловна была в шоке от такого рассказа, хотя в школе данный случай был не редкостью, просто никто не поднимал этот вопрос. А тут сама бабушка ученицы пришла просить о помощи. Завуч посочувствовала и попросила Зою Семеновну не расстраиваться, так как завтра они с Еленой Александровной все улажут.

– Я вас уверяю, мы со всем разберемся и все уладим.

– Да вы как-нибудь уж постарайтесь. Верочка очень хорошая девочка, просто скромная и тихая, друзей у нее нет, помощи от матери ждать не приходится. Только я все делаю для нее.

– Побольше бы таких бабушек, – Екатерина Михайловна улыбнулась и попрощалась с Зоей Семеновной, которая не совсем верила руководству школы.

Возвращалась женщина в подавленном настроении. Она прекрасно понимала, что всеръез никто не будет решать их проблемы, а уж за Веронику вряд ли кто-либо заступиться. Тут было лишь два варианта: либо все оставить как есть, либо забрать девочку к себе и перевести в другую школу. Но как сделать так, чтобы суд встал на ее сторону? Как? Если бы Инна Викторовна была бы обеспокоена судьбой дочери, стало легче, а так… Все эти мысли пробегали в голове Зои Семеновны по пути домой. А дома она снова пыталась найти выход из сложившегося положения.

Инна Викторовна пришла домой позже обычного. Как всегда, она была уставшей и раздраженной. Немного пошумев на Сергея, женщина ушла на кухню готовить ужин. Вероника продолжала сидеть в своей комнате, боясь даже выйти на встречу матери. Девочка сидела и делала уроки, но ничего не получалось. Мысли об унижении в школе не покидали ее. Она боялась, боялась идти завтра в школу, боялась насмешек, всего. Хорошо, думала Вероника, что завтра суббота и не так много уроков, как в остальные дни.

Ее думы прервали звуки шагов. Девочка обернулась и увидела свою маму, которая грозно взглянула на нее и нервным голосом спросила:

– Где была сегодня?

Вероника вся побледнела. Первое мгновение она хотела все рассказать матери, но передумала, потому что знала, что все равно окажется виноватой.

– Я… я была в школе… А потом… потом пошла за Данилкой.

– А домой чего не зашла? Гуляла?

– Нет, нет. Я сразу пошле школы пошла в садик и забрала Данилку раньше обычного. Смысл мне было идти домой?

– Такой смысл, что ты должна была зайти в магазин и купить продукты, а потом уже за братом идти. Ты что, забыла, что я тебе сегодня утром дала деньги на еду? Где они?

Вероника и правда забыла и о деньгах, данные матерью, и о необходимости купить продукты. Она молча взяла кошелек и достала оттуда пятьсот рублей.

– Вот, я их не на что не тратила.

Инна Викторовна рывком вырвала деньги и, положив в карман халата, строго спросила:

– Забыла, да? А что мне, по-воему, сейчас готовить? Ты не знаешь, что у нас дома нечего есть? Что Данилка будет кушать, а я, уставшая и голодная? Ты ничего не хочешь делать, ни к чему не стремишься. От тебя тольку нет.

Вероника заплакала. Если бы мама знала, какие у нее проблемы, то, может быть, смягчила свой гнев. Но она не верила ни матери, ни отчиму, для нее они были и родными, и чужими одновременно. Единственное, можно было обо всем рассказать Даниилу, поделиться с ним со всеми проблемами, но он был еще ребенком и вряд ли бы понял что-нибудь.