Яна Дубовская: Последняя комната

Дождь, тем временем, так и не прекращался весь день, то утихал, то снова начинался, и так до самого вечера. Элисон лишь изредка поднимала глаза от страниц, и долго всматривалась в пелену за окном, словно размышляя над прочитанным, но на самом деле мысли ее были очень далеко отсюда.

Она совсем не замечала, как шло время. Наконец, ближе к пяти часам вечера ее отвлекла внезапно наступившая тишина, и она поняла, что капли больше не шумят по крыше, и значит, дождь закончился. Закончив читать, Элисон закрыла книгу и окинула взглядом комнату.

Она подумала о том, что когда впервые ступила на порог этого старого дома, едва ли она представляла, что ей предстоит тут задержаться почти на сутки, но поймала себя на мысли, что ей здесь понравилось. Понравилась тишина, царившая в его стенах, понравился запах книг, дерева, и ни с чем несравнимый запах старины. Все здесь дышало этой стариной, а еще чужими воспоминаниями. Дом, словно живой организм, жил своей размеренной и тихой жизнью думала Элисон. Словно все эти вещи, принадлежащие разным людям, сотням людей, сохраняли частичку каждого из них, и этот дом вместил в себя сотни таких частичек людских душ, стал пристанищем для каждой из них. А Элисон не было страшно среди людей. Несмотря на то, что люди причиняли ей зло. Страшнее ей было в одиночестве, наедине с собой.

Она встала и потянулась. Девушка чувствовала себя очень уставшей, мышцы затекли, и хотелось есть. Нужно было поторапливаться, пока дождь не начался снова, но Элисон не спешила, она оглядывала стопки книг, и задавалась вопросом, как появилась здесь каждая из них? Сколько еще мудрых книг здесь есть? Сколько еще ответов она могла бы найти? Посмотрев на томик Уайльда, который все еще держала в руках, она подумала, что эта книга попала ей в руки не случайно. Что-то особенное Элисон в ней прочитала, и в ее душе наступил покой, а голове порядок. Страх вдруг испарился, и она поняла, что почти улыбается. Элисон вернула книгу на место и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

На улице было тепло, но все дышало сыростью. От земли поднимались испарения, которые превращались в густой туман, а воздух стал настолько влажным, что казался неподвижным и тяжелым. Элисон вышла на веранду и постояла некоторое время, вглядываясь вдаль и глубоко вдыхая свежий, напоенный озоном воздух до тех пор, пока внезапная неяркая вспышка высоко в небе не выдернула ее из оцепенения, как бы предупреждая, что этот штиль на небе будет недолгим – дождь может снова начаться в любую минуту. Она вернулась в дом и снова вышла через некоторое время, держа в руках свою сумку.

Элисон заперла дверь и, повертев ключ в руке, сунула его в ложбинку между стеной дома и спинкой скамейки, которая была приставлена к дому. Торопливо спустившись по ступенькам, она направилась к калитке, осторожно наступая, чтобы не поскользнуться на грязи, в которую превратилась дорожка, ведущая к дому.

Иногда, выйдя в коридор, мы не идем дальше, к следующей комнате, а садимся под закрытой дверью, из которой только что вышли.

В коридоре все двери одинаковые, но последняя комната лишь за одной.

Город все сильнее накрывали тяжелые темно-синие тучи. Северный ветер дул с самого утра, но сейчас, когда время уже близилось к вечеру, его скорость увеличилась настолько, что почти сгибались деревья, которые из окон двенадцатого этажа казались совсем тоненькими.

Эштон стоял у окна, уже более получаса, задумчиво глядя в одну точку, где-то в пространстве, не замечая ничего вокруг, в том числе и бушевавшую непогоду. Намного мрачнее, чем за окном, было у него на душе. Раз за разом он прокручивал в голове сегодняшнее судебное слушание, пытаясь понять, с какого момента перестал контролировать ситуацию. Эштон никак не мог определить, что именно пошло не так. Но сегодня его обычная уверенность и лихость, с которыми он выступал перед судом, и которые, как он считал, так магнетически влияли на окружающих, заставляя покорно соглашаться с его доводами, не производили должного впечатления. У прокурора находились новые вопросы, о которые разбивались вдребезги все его аргументы, и он был вынужден, молча, скрепя зубы, принимать очередное поражение. Каждый раз это было как удар хлыста по лицу. Особенно если учитывать, что Эштон был, не просто уверен в том, что выиграет дело, а знал это как то, что сейчас за окном осень.

Это дело, в котором обвиняемым был не обыкновенный человек, а государственный чиновник, должно было принести Эштону Уандеру особые почести и еще большую славу на профессиональном поприще, а вместо этого принесло ему поражение, и не просто поражение, а реальную угрозу его карьере и репутации.