Наталья Лазутина - Взмахом одного крыла

Вот и в этот раз Катя хотела быстро забрать банки и подняться наверх, как вдруг она поскользнулась и упала прямо на каменные ступеньки. Ударившись головой о кирпичную стену, она с трудом пришла в себя. Катя почувствовала сильную боль в правой ноге, и какую-то горячую жидкость, стекающую вниз. Тут же до неё дошло, что она разбитой банкой порезала ногу. Стащив платок с головы, она перетянула вену на ноге выше пореза и стала потихоньку ползти к выходу. Уже находясь посередине проёма, Катерина ощутила подкатывающую к горлу тошноту и потеряла сознание. Очнулась она уже в кровати, и опять ей кто-то лизал лицо.

– Хани, не надо, уйди! – жалобно пролепетала Катя.

– Хани! – резкий голос Максима окончательно привёл её в чувства.

Катя открыла глаза и увидела деда и Максима, стоящих около неё.

– На, выпей! – скомандовал дед, держа стакан в руке.

– А что это? – Катя с отвращением посмотрела на стакан.

– Пей, говорю! Наркоза нету, сейчас Максим тебя зашивать будет.

– Не надо меня шить, я боли боюсь! – взмолилась Катя.

– Значит, пропадешь ни за понюх табака, дура!

Максим стоял рядом, выражение его лица было спокойным и даже где-то безразличным. Это её взбесило больше всего.

– Да ты что, дед? Издеваешься? Ты доверяешь ему мою жизнь? Этому напыщенному козлу, который даже не знает слово «спасибо»? Дед понял, что сейчас будет буря, и лучше с ней помягче поговорить.

– Катя, дочка, – начал дед: – Максим – врач, военный хирург, он тебя подштопает – и все дела, у тебя нога уже посинела! Да скажи ты ей сам, Максим!

– Ладно, Катерина, не упрямтесь, времени действительно в обрез, вы худенькая, и крови у вас мало, вы сильно поранились, можете погибнуть.

– Ну ладно, фашисты, уговорили! Принеси тогда что-нибудь закусить зубами, иначе я действительно сдохну, у меня низкий болевой порог.

Дед подал стакан, потом второй, и дал какую-то палку. Катерина выпила два гранёных стакана самогона, и палка даже не понадобилась. Она и так была уже наполовину в отключке.

Сильная боль пронзила её. Она держалась, как могла, чтобы не орать. Но всё-таки не выдержала. Дед подбадривал, как мог, повторял:

– Кричи, дочка, кричи!

Только один Максим был собран и сосредоточен. Не обращая никакого внимания на вопли, он занимался своим делом. Катя так и вырубилась, охрипшая от крика и одурманенная алкоголем, и только к вечеру она пришла в себя. Голова болела так сильно, что казалось, она вот-вот взорвётся и разлетится на мелкие осколки, во рту было сухо и саднило горло. Катя осипшим голосом обратилась в пустоту:

– Тут есть кто-нибудь?

Сзади у изголовья послышался голос Максима.

– Я здесь, дать вам воды? – Максим подошёл к кровати.

– Да, и если можно, найдите у меня на подоконнике лекарства, там есть анальгин, дайте, пожалуйста, иначе я сойду с ума от этой боли.

Максим включил свет, порылся в пакете и достал нужное ей лекарство.

– Самое страшное позади, а голова болит от стресса и алкоголя. Ничего серьёзного с вами уже не случится, сердце у вас крепкое, так что ничего страшного!

Катя запила таблетку водой и закрыла глаза. Видно, опять была права баба Маша насчёт того, что Господь просто так людей не посылает. До ближайшего посёлка двадцать с небольшим километров, да и то там только старый фельдшер Константин Палыч, который от старости уже сам себя не помнит, какой там людей лечить! С этими раздумьями Катя потихоньку погрузилась в сон.

Утром ни свет, ни заря кто-то постучал в окно. Собака с диким лаем кинулась на подоконник.

– Хани, на место! Кто там?

Максим подошел к окошку.

– Это я, Максим Алексеевич! Шура! Отворите двери, я сейчас зайду.

Максим накинул рубашку, натянул штаны и пошёл в прихожую встречать раннего гостя. Катя проснулась от звенящего лая Хани и стала прислушиваться к шубуршанию и голосам в коридоре.

Ханька затихла, открылись двери, и вошла тётя Шура, следом за ней шёл Максим. Старушка с порога начала причитать:

– Ой! Девонька моя, да как же так-то?! А мы с Машей вчера сидим на лавочке вечером, тебя ждём, как договаривались, а тут дед подошёл и рассказал, что с тобой приключилось! Мы вчера хотели прийти к тебе, но дед разубедил, сказал, что ты без сознания лежишь, да и под присмотром врача.

Тут причитания резко сменились нравоучениями:

– Я тебе сколько раз говорила: не спеши! Ты же, как заведённая, всё быстрей, скорей, вот и добегалась! Как ты теперь ходить-то будешь?

Катя молча смотрела на тётю Шуру и с уголков её глаз по щекам капельками стекали слёзы. Спорить и доказывать что-то не было сил, всё тело её было в ссадинах и ушибах.