Марина Болдова: Память

– Я в курсе, как зовут твоего спасителя. Пройдете?

– Да. Мне необходимо с вами поговорить, – Беркутов решительно отодвинул Галину и протиснулся в коридор.

– Со мной?

– С вами обеими.

– Егор Иванович, вот тапочки, – Марина явно пыталась загладить неловкость.

– Спасибо.

Тапочки были явно мужскими, размера так сорок четвертого. Беркутов, со своим «сорок первым» тут же ощутил себя пигмеем. «А муж у нас не из подводников», – подумал он с неудовольствием.

В большой комнате работал включенный телевизор. Марина щелкнула пультом.

– Егор Иванович, садитесь, сейчас чай будем пить. Мам, я сделаю, ты сиди.

Беркутов молча уселся в кресло. Галина, словно потеряв к нему интерес, отвернулась к окну.

– У вас есть, что сказать мне, пока дочь на кухне? – произнесла она куда – то в сторону.

– Нет.

Марина вошла в комнату, катя перед собой сервировочный столик. Все также молча Беркутов смотрел, как она расставляет чашки и вазочки с вареньем.

– Егор Иванович, я уже все рассказала маме про взрыв. Вы об этом хотите поговорить?

– И об этом тоже. Марина, ты хорошо рассмотрела того парня со свертком?

– Да, он довольно долго стоял около магазинчика.

– То есть, ты его узнаешь сразу?

– Конечно. А что, его не поймали?

– Нет. Но я думаю, что это дело дней. У меня к вам просьба, – он повернулся к Галине, – Постарайтесь, чтобы Марина не выходила на улицу. Пока.

– И когда это «пока» закончится? Когда вы поймаете этого террориста?

– Да. Но есть еще кое- что. Ей придется на время оставить свою работу. И не по причине взрыва.

Пока Беркутов вкратце рассказывал о погибших девушках, лицо Галины ничего не выражало. Марина, заметно напуганная, затихла в углу дивана.

– Егор Иванович, насколько велика вероятность, что я могу стать следующей жертвой?

– Достаточно того, что она есть.

– Хорошо. Спасибо, что предупредили, – Галина впервые посмотрела Беркутову в глаза. «Вот теперь я вижу, что она действительно испытывает нечто вроде благодарности. Но не факт, что сейчас вежливо не укажет на дверь». Уходить не хотелось. Мягкое нутро кресла обволакивало его уставшее от беготни тело, ноги в огромных тапочках то ли мужа, то ли еще кого, перестали гудеть и ныть. Беркутов совсем не хотел чаю. Он хотел остаться в этой квартире, в этом кресле перед выключенным телевизором. Он даже прикрыл на миг глаза, чтобы почетче представить себе эту картину, когда он будто бы дома и совсем необязательно шевелиться и показывать всем, что ты их внимательно слушаешь. Просто сидеть в тапках и не думать вовсе. Призвав в помощь кого – то там, Беркутов с усилием поднялся. Нужно было еще показаться в отделении у Сани Кузьмина.

– А у меня сегодня соседку по квартире убили, Елизавету Маркеловну. Кот Фунт сиротой остался, – выпалил он неожиданно для себя.

Галина удивленно подняла на него глаза.

– Что, опять террорист?

– Возможно. В квартире сильно пахло газом, все краны на плите были открыты.

– Может быть, вам имеет смысл пока дома не появляться?

Беркутов неопределенно пожал плечами. Такая мысль ему не приходила в голову. Бояться за свою жизнь он не научился, вдосталь напереживавшись за жизни тех, кто ему доверился.

Уже была выпита третья чашка чая, и причин задержаться еще хоть ненадолго, не было. Беркутов с сожалением вылез из полюбившейся обувки и надел ботинки. Выдавив из себя «до свидания», он шагнул за порог. Дверь с мягким щелчком закрылась за его спиной.

– Мам, ну ты чего так с ним, а? – Маринка, как в детстве, потянула мать за рукав, чтобы привлечь ее внимание. Галина молча отвернулась к окну. Вглядываясь в темноту, она как будто пыталась найти там ответ на вопрос дочери. В их квартире давно уже не бывали мужчины, которых нужно было поить чаем и слушать. Мужья Ляльки и соседки Дашки как бы не считались. А этот майор, так уютно расположившийся в ее любимом кресле, вытянув длинные ноги в тапках ее сына, вызвал неожиданно сильный приступ раздражения. Он активно ей не нравился. Маринка, справедливо возмущенная ее откровенным хамством, своим вопросом невольно задела за живое. В их семье гостей принимали всегда с удовольствием, обязательно чаем и пирогами. От этого человека исходило чувство беды. Он нес в себе угрозу. Чему, Галина и сама не могла бы внятно объяснить.

– Мам, не молчи. Егор Иванович жизнь мне спас, тебе все равно, что ли? Я бы на твоем месте, не знала как угодить, если б мою дочь!… А ты волком на него смотрела, словно это он взрыв этот устроил! Он – то в чем виноват? – Маринка говорила быстро и громко, словно боясь, что мать может не услышать ее.