Владимир Бреднев - Хороший ученик

© Владимир Бреднев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В девяносто четвертом Виктору Баеву было двадцать два года, он был старшим лейтенантом Н-ской воздушно-десантной штурмовой бригады сто одиннадцатого Н-ского воздушно-десантного полка. Форма на Викторе сидела, как влитая. Жена по утрам поправляла берет, целовала в щёку и говорила: «Красавец!»

В первых числах января девяносто пятого, когда Виктор со своей ротой вырвался из окружения «чехов», и в изодранном, прожжённом камуфляже стоял перед толстым, красномордым полковником из центра, он тоже услышал: « Красавец!» Какую струну задело это слово в Викторе, он тогда своему командиру объяснить не мог. Только полковника сдернуло с грешной земли и бросило на ящики, опрокинуло на пол. Адъютант за пистолет схватился. Боевые офицеры по стойке «смирно» замерли. Полковник вскочил, орал, подбитый глаз рукой трогал и орал ещё громче, до визга: «Под трибунал!»

Но трибунала не было. Полковник улучил момент, когда в городе наступило затишье, забрал с собой адъютанта, документы, какие успел написать, сел в «УАЗ». И тут откуда-то ухнул выстрел, прогудел над позициями «Шмель» и поднял «УАЗик» на воздух. От полковника только один погон нашли. Баева ещё день подержали в кутузке, а потом выгнали на передовую, с глаз долой.

Через какое-то время Виктор заметил, что с удовольствием делает своё дело. Нет, не просто командует, а командует там, где война. Почти каждый выход штурмовой группы – это бой. Бой ближний, когда не абы как и абы в кого, а лицом к лицу. Всадит лейтенант штык-нож в мягкое податливое тело, под вздох, боевику, и ни один мускул на лице не дрогнет, бросает финку – с оттяжкой, порой на спор, между лопаток, бьет из АК – в голову, чтобы мозги по стенке. А на привале ест хорошо, тошнотой не мучается, спит отменно – без снов.

Получил отпуск, поехал в родной город. Из смрада войны, да в красивую жизнь. В городе какие-то другие понятия. Люди другие, воздух другой, ночи другие. На войне всё представлял, как вернётся, как в дверь позвонит, как ему его родная благоверная откроет, к груди припадет, слезу смахнет. Ещё до войны в книжках об этом читал, в кино видел. Пришёл, а дома нет никого. Сел на ступени. Люди идут, сторонятся. Ни кто ты? Ни здравствуйте! Отворачиваются и мимо проходят. К вечеру жена вернулась. Застыла на нижней площадке.

– Дочка где?

– К маме отправила. Завтра съезжу.

Пока мылся в ванной, жена суетилась, бегала по кухне, сковородой гремела. Запахи, чад, вино на столе. Только садись, солдат милый, пей чарку, закусывай домашним да ступай почивать, дожидайся жену. Нет, ведь. Взыграло. Схватил, смял, содрал всё, что под юбкой было, опрокинул на стол. Потом стало тошно, стыдно и больно.

Всю боль в вине утопил. Проснулся утром, а жены уже нет. На тех же ступенях дочку увидел. Поднял над собой, прижал покрепче, опустил на каменный пол, к матери подтолкнул. Жена стоит, слова не говорит. Думал, узнает, что он снова на войну поехал, запричитает, к ногам кинется, держать станет, а она спросила: «Уходишь?»

И он соврал, что от военкома посыльный был. Срочно ехать надо. Соврал и уехал. Пока поезд до Моздока шёл, Виктор пил. Сидел в купе, доставал из вещмешка бутылку водки и в пять приёмов осушал. Потом отворачивался к окну и, молча, смотрел, как тянется за окном сначала бесконечный лес, потом ровная, без края, степь, потом должны были быть горы, но за окном текла ночь.

Был ещё год. Генералы войну проигрывали, а капитан Виктор Баев не хотел проигрывать своих маленьких сражений. И не проигрывал.

Вытащил он как-то из-под «Урала», перевернувшегося на легком фугасе, мужика лет шестидесяти. Шофёра. И тот оказался русским. Жил с боевиками, жратву им возил, боеприпасы, иногда самих переправлял, куда скажут. Но это потом Виктор узнал. А сначала приволок несчастного на свой пост, спирту в рот вылил, чтобы в чувство пришёл, санинструктора заставил царапины промыть, раны перевязать. Ночью шофёр очнулся, спасибо сказал. А потом шёпотом, чтобы ребят спящих не разбудить, поведал Баеву самое главное:

– Никогда им не верь. Они договариваются только между собой. С тобой – никогда. Или только в том случае, когда силу почувствуют. Сегодня ты для них враг. Гостя обидеть грех, врага убить – вечная слава. Так что, если на одной тропе он и ты, в твоих руках автомат, а в его – посох, стреляй первым.