Владимир Бреднев - Хороший ученик

Бравые десантники стояли бледные, как полотно.

– Дорогу покажешь.

Мальчик кивнул. Виктор опустил автомат и показал, что все свободны.

Баев, десантники, мальчик были в ограде, когда на крыльце дома появился отец. Старое охотничье ружьё прогремело двумя выстрелами. Капитан видел, как волчья дробь бьет мальчишке в спину, видел, как ошалевшие десантники валятся в пыль и жмут спусковые крючки, видел, как пули колют старые камни, щепают вековое дерево, рвут одежду и тело горца. По селению уже стоит истошный крик женщин.

Они хватают одну из девочек и уходят со двора. Бегут по тропе в зелёнку. И когда за деревьями пропадает селение, бойцы грохаются на колени. Бесшабашность стёрлась. Скулы свело. Мощные красивые тела содрогаются в рвотных порывах. Корёжит мужиков по-чёрному. Виктор стоит у дерева, пережидает. Потом достает свою флягу, бросает одному:

– Глотни, помогает.

Во фляге у Баева коньяк. Глотнули. Оклемались. Тут и мать появилась. Девочка стоит под деревом, как изваяние, мать напротив – краше в гроб кладут. Парни привалились к скале – лица бледные, с выступившими прожилками вен. Глаза блестят, на выкате. Ещё немного и кинутся рвать на куски любого. Мать быстро объясняет, куда пошли боевики, и кто их повёл.

Потом группа «на рысях» шла к серпантину. Они первыми услышали боевиков. Залегли. Отдышались. Баев отдал приказ: «Пленных не брать»! Под перекрестным огнём за пять минут полегли все горцы.

Баев вернул группу в лагерь.

Между выходами гонял бравых десантников до седьмого пота. Бойцы целыми днями кололи, резали, выслеживали, стреляли. И всё это доводилось до остервенелого автоматизма.

Как-то вечером к капитану подсел полковник. Он был из штаба, но рожи не раскормил, брюха не отвесил и сам часто ходил с бойцами на боевые операции. Полковника уважали.

– Виктор, вот смотрю я на тебя и думаю, где ж ты так остервенел? Может, убили кого?

– Боже упаси, товарищ полковник.

– А что ж ты из ребят зверей делаешь?

– Чтобы их не убили. Мне в первую один мудрец здешний тайну открыл, как надо жить. Я так и живу, и живой. И пацанята живые… И мамки их не ревут над могилками, не клянут ни меня, ни вас.

– Ты хоть раз подумал, вот вернуться они домой?

– Жить будут.

– Прямая дорога в бандиты. Их из школы да в твои руки. А они у тебя золотые. Из любого положения хоть из пистолета, хоть из автомата, хоть ножом.

– Полагаете, на гражданке по-другому?

Полковник задумался.

– Там хоть выбор есть, – произнёс он после некоторого молчания.

– И здесь есть. Но… Уцитца нада халашо. Смелть долзна быть лехкой.

– Это ты о чём?

– Кореец мне так сказал. Давно. Я в школу ходил, а он на бойне работал. Пленный. Ещё с войны. На бойне работал. Дядя Лай. Умер, наверное, уже.

– Тебе твои не снятся? – вдруг спросил полковник.

И Баев понял, что спрашивают его не об отце-матери, не о жене и дочке, спрашивают о тех, кого он лишил жизни.

– Бог миловал, товарищ полковник.

– Ты веришь?

Баев промолчал.

– А я верю. Искренне верю. Не показушно. Вот тут у меня Бог, – полковник неопределенно взмахнул рукой, – И ночью он мне говорит: «За каждого ответишь»! Я потом думаю. Когда в Афган зелёным лейтенантом попал, за то время с меня спрос невелик будет. Воин и есть воин. Клятвы не нарушал, а кого в землю положил, такова их судьба. А вот за нынешнее. Сколько ж людского горя на мне теперь? – полковник вновь остановился, подумал, выдохнул, – Каждого искупление ждёт.

Это было так давно. Но так отчетливо помнилось Баеву. Помнилось, что из десантников он сделал настоящих солдат, боеспособную единицу, те в свою очередь учили салажат, и самым большим ЧП в роте было боевое ранение.

На войне Виктору вручили орден, а следом он получил звание.

Из Моздока прикатил в парадной форме. И услышал, проходя мимо санбата: «Красавец!»

Завернул. Шёл между молодыми девчонками и спрашивал: «Кто сказал „красавец“»? Санитарки показали на огромную палатку. Ворвался. И тут же напоролся на чёткий, пресекающий всякое неповиновение, голос.

– Марш отсюда!

– Так, я красавец, – промямлил он.

– Красавец?! Тогда у палатки подожди, – за белым занавесом брякнули железяки.

Запричитал мужской голосок.

Через какое-то время из палатки вышла доктор.

– Красавец где?

– Я!

– Разве красавцы так берет носят? – доктор подошла и поправила головной убор.

Баев бросил чемодан и сграбастал женщину в объятия. Она не сопротивлялась. Он потянул в себя запах её волос – пахло солнечным летним ромашковым полем. Поцеловать всё-таки не решился. Отпустил.