Ольга Кучкина: Ночь стюардессы

Вернувшись на место, она увидела его играющие желваки. Он спросил: ты знакома с этим лабухом? Она отрицательно покачала головой: нет. – А если нет, зачем давать ему целовать ручки? Она вспыхнула. А с этим, с танцором, знакома? – Тоже нет. Он хмыкнул: тебе, может, и нравится пребывать в этой копоти, только смотри не закоптись. Она хотела сказать ему в ответ что-то остроумное, но остроумного не нашлось, и она промолчала. Он продолжил: если ты так с первыми встречными-поперечными … Она встала, оборвав его на полуслове: пойдем.

За ним водилась особенность: когда был возбужден – тараторил, когда спокоен – говорил нормально. На его скороговорку обратил внимание друг, знавший правила сценической речи: ты должен перестать тараторить, это умаляет значение того, что ты говоришь, взвешенная речь более значима. Он стал тренироваться и, в общем, избавился от этого недостатка. Когда по какой-то причине еле сдерживался – цедил слова. Сейчас цедил.

Они вышли в дождь. Сделав несколько шагов, он внезапно остановился и положил руки ей на плечи. Она почувствовала, что он весь дрожит. Его дрожь передалась ей. Еще не понимая, что произошло, она спросила: что произошло? Он спросил, в свою очередь: а ты еще не поняла? Она отрицательно покачала головой: нет . В ответ услышала какую-то дичь: что они не подходят друг другу и должны расстаться. К такому она не была готова. Все еще думая, что это какое-то недоразумение, которое сейчас разъяснится, и все будет хорошо, она натужно расхохоталась: это из-за того, что я танцевала с этим парнем? Ей казалось еще, что все в ее власти, что она сейчас скажет нужные слова, и морок развеется. Она с жаром начала говорить, что он именно тот, кто ей нужен, но чем больше она говорила, тем меньше убежденности звучало в ее словах. Она умолкла. Он крепко обхватил ее голову обеими руками, больно поцеловал в губы и быстрым шагом ушел прочь, оставив ее стоять в полной растерянности посреди насквозь промокшего Невского проспекта.

Потоки слез смешались с потоками дождя.

Она не заметила, как соскользнула туда, куда запретила себе соскальзывать.

Похоже, что она задремала и во сне потеряла контроль над собой.

Раздался тихий, но четкий стук в дверь. Вошел он.

– Я увидел полоску света, можно?

– Можно, – осевшим голосом проговорила она, одним движением смахивая блистеры со снотворным в ящик тумбочки

Он не входил к ней уже много месяцев.

Она вопросительно посмотрела на него. Опустив книгу на живот, пододвинулась, чтобы дать ему место.

Он был в расстегнутой на груди летней пижаме, новая, заметила она по привычке все замечать, протяни руку – коснешься гладкой безволосой груди.

На мгновенье ее как кипятком ошпарила мысль, что все еще могло быть, как раньше.

Ничего, как раньше, быть не могло.

Днем она, просматривая новости по компьютеру, внезапно, теряя волю и подчиняясь необоримому желанию, кликнула его фотки: крупный план, крупный план, крупный план, план, на котором он улыбается улыбкой Джоконды, общий план, где он в камуфляже, с ружьем, обнаженный по пояс. Последнее неожиданно ударило ее с такой силой, что она застонала. То, что видела она одна, что принадлежало ей одной, теперь демонстрировалось всему миру, и в этом было неслыханное бесстыдство. Были еще фотки, где он с ней, когда он был еще с ней, и он с ней, с той, другой, и та, другая, победоносно-радостно, открыто-счастливо смеется, глядя ему прямо в глаза, и он, глядя прямо ей в глаза, одаривает ее любовной улыбкой. Кажется, это должно было поразить ее особенно болезненно. А нет. Она столько времени муштровала свою душу, что теперь, как стойкий оловянный солдатик, могла выдержать и не такое. А вот при виде его обнаженной груди вдруг потеряла контроль над собой.

– Лежи, я посижу рядом.

Ему нравились женщины. Ему нравились красивые женщины. У него был опыт общения с ними, сладкий и горький. У него был сладкий и горький опыт общения с женщиной, которая должна была стать его женой. Он поставил меня в известность об этом эпизоде своей жизни, чтобы между нами не оставалось недоразумений. Или чтобы увидеть мою реакцию.

Все у них было на мази, объяснились, заказали в ателье ему – костюм, ей – свадебное платье, купили кольца, родителям она нравилась, был назначен день, когда идти расписываться в ЗАГС, приглашены гости. Перед самым ЗАГСом он сказал будущей жене, что им нужно поговорить. Его тон не предвещал ничего хорошего. Наверное, она побледнела. Или покраснела. А может, закусила губу. Он сказал, что свадьбы не будет, он все обдумал и понял, что они должны расстаться, и лучше сделать это сейчас, как это ни неприятно, чем сделаться несчастными на всю жизнь.