Владимир Кучин - Анекдоты, рассказы, повести

Полицейские быстро опознали тело – найденный мной мужчина пропал в прошлом году в декабре. Тогда, четыре месяца назад, поиски, которые велись по всему городу, ничего не дали, и вот тело пропавшего оттаяло совсем недалеко от его постоянного места жительства. Бедняга жил не в домах нашего товарищества, и злодеи подбросили его на мою территорию.

Следователь – капитан полиции – сняла с меня показания и взяла подписку о невыезде. Она долго меня допрашивала, и делала в своем допросе упор на то, что я весь отопительный сезон не расходовал торф так, как было предписано инструкцией, то есть не снимал его сверху слой за слоем, а брал брикеты для топки с краю торфяной горы. К тому же дотошный капитан (на вид – моя ровесница) не верила моим показаниям о том, что я за всю зиму ни разу не почувствовал трупного запаха.

Подозрения с меня были сняты через месяц. Во-первых, жильцы показали, что я и в предыдущие зимы ленился, нарушал технику безопасности и подкапывал торфяную гору сбоку, что могло привести к ее обрушению и моей травме. Во-вторых, следователи согласились со мной, что едкий запах торфяной гари (мы применяли самый низкосортный торф), который шел от котельной, способен заглушить трупный запах, и я мог его до поры до времени не почувствовать.

В товариществе мне объявили строгий выговор и лишили премии за первый квартал (которую никогда мне и не выплачивали) и я продолжил работу. Прокуратура выдала частное определение о несоблюдении в нашем товариществе техники безопасности, что косвенно способствовало сокрытию следов преступления. Кто пал жертвой преступников в этой истории, – я не знаю.

С сегодняшнего дня у меня будет мама. Своя мама. Я росла в пансионе для детей ополченцев. Кто были мои родители – было неизвестно. Эвакуация детей из Мореи велась так быстро, что не сохранилось никаких документов – корабль не мог брать лишний груз. В день отплытия мне было три года. Я не помнила свою маму, а отца не могла помнить по определению – он воевал и не видел меня ни разу. Наш ракетный фрегат с боями пробился по морю на запад, затем на северо-восток и укрылся в проливе на заполярных островах.

Я помню, как нас на руках передавали с борта фрегата на берег, потом мы в холодном фургоне ехали далеко-далеко. Потом нас пересадили в низкие вагоны, и мы поехали внутрь огромной каменной горы. Наш состав тормозил, открывались ворота, поезд вползал на промежуточную станцию, где его поливали струи оранжевой горячей воды – так проводили дезактивацию (я уже знала это слово). Процедура повторялась несколько раз.

Наконец мы приехали на базу. Нас, детей, отвезли в пансион. Здесь уже были дети с Дуная, из Трансильвании, из Добруджи – и вот приехали мы – из Мореи. В общей группе пансиона я провела четыре года.

Я быстро взрослела, мое здоровье было практически в норме – я почти не пострадала при взрыве и нейтронной атаке. В семь лет я поступила в общую школу для детей – беженцев из Юго-Восточной Европы. И, наконец, у меня появилась своя мама.

Мама воевала в Малой Азии, ее грудь украшали две медали и три нашивки. Я подошла к ней и представилась: «София». Мама поцеловала меня в лоб, для чего мне пришлось наклониться. Она спросила: «София, ты помнишь свою настоящую фамилию?» «Нет», ответила я, «В пансионе мне дали временную фамилию Астипалея». «Теперь, София, ты будешь иметь постоянную фамилию – Лукинская. София Лукинская. А я твоя мама – Елизавета Лукинская. Запомнила?»

Я кивнул головой, взялась за ручки инвалидной коляски моей мамы, и повезла ее к лифту. Теперь мы будем жить вместе. Я буду ухаживать за мамой, а через восемь лет напишу заявление и пойду добровольцем на войну. Мне нужно отвоевать свой остров – остров Астипалея в Морее, ждать осталось недолго.

Я родился в Латвии в семье олимпийского чемпиона 20… года по нордическому дуатлону. Отец рано стал приобщать меня к спорту, в десять лет я прилично бегал на лыжах и стрелял из лука – то есть пошел по стопам отца.

В двадцать четыре года я был включен в сборную республики и поехал на зимнюю Олимпиаду в Преторию. Это был удачный для меня год – пик моей спортивной карьеры. В забеге на 15000 метров с тремя стрельбами мне удалось подняться на трибуну почета. Я не стал призером, но участвовал в цветочной церемонии, как занявший пятое место.

Время шло – мои результаты падали. В двадцать восемь лет я не попал в состав своей национальной сборной, переехал в Австрию, натурализовался там и принимал участие как австриец в коммерческих турнирах. Команда Австрии по дуатлону потеряла спонсора, и моя карьера действующего профессионального спортсмена – дуатлониста практически завершилась. Через год я перешел из дуатлона в биатлон, сменил лук на винтовку и уехал в Сингапур – местные власти решили развивать зимние виды спорта.