– Сама же говорила, надо поклониться истории, чтобы совесть потом не мучила.
– Как раз теперь-то и мучает. Дочь с температурой под сорок одна весь день пластом лежала, а мы в это время по каким-то вшивым горкам лазали.
– Я же не знал, что все эти шалаши и горки – чистой воды охмурение доверчивых граждан, – оправдывался папа.
Стоп. Где-то я это уже слышала. Нынешней ночью я узнала об удивительной особенности местных жителей. Здесь каждую горку, каждый выступ, каждую впадинку нарекают именами, а потом объект непременно обрастает легендами.
– Ты будто Ильфа и Петрова не читала. Там такие же идиоты, как мы, рвались своими глазами на пресловутый.
«Провал» поглядеть. И даже не догадывались, что их, дураков, разводят.
– Ну, мать, ты загнула! То «Провал», а то – вождь мирового пролетариата. У нас, между прочим, даже путевка называется «по Ленинским местам». Лично я себя идиотом не считаю.
– Значит, я одна идиотка. Пусть так, – обиделась мама.
– Ладно, Люция, успокойся. Проехали, – примирительно сказал папа. – Я за фельдшером побежал… Ирина, ты со мной?
Мама подсела ко мне на кровать. Она мочила в тазу свернутое полотенце, слегка отжимала и клала мне контрастный компресс на пылающий лоб. Эта процедура сразу воскресила меня.
– Водички попить?
– Только похолоднее, мамочка.
– Похолоднее ей! Горло краснющее. Еще и гнойное! Небось, вчера ледяной воды из ручья нахлебалась? На, пей потихоньку. Глотать-то больно?
– Так себе. Знаешь, мам, от горла хорошо помогает варенье из лепестков роз.
– Ой! Не пугай ты меня, ради Бога. Ты и в бреду все какого-то розового варенья просила… Полина, я что еще спросить хотела… Мы когда с отцом только зашли, ты все какого-то Лешу звала. Это кто?
Крепко же меня плющило, если я целиком и полностью контроль над собой потеряла. Тут меня, чуть тепленькую, врасплох и застали. Оказывается, болезнь может вышибить из колеи не только тело, но и мозги. Я была дерзка и честна. С больной какой спрос? Набралась смелости и с вызовом прохрипела:
– Мы любим друг друга!
– Вот как?! – обалдела мама. – И давно?
– Давно.
– Давно это как? Со вчерашней ночи? – она смотрела на меня недоверчивым и жалеющим взглядом. – Детка, да ты у меня опять бредишь! Совсем плохо тебе, Полюшка?
– Не знаю. Сейчас, вроде, стало полегче от твоего компресса. Мам, только вы больше с папой не ругайтесь. Ладно?
– Ладно, не будем, – твердо пообещала мама.
Чего не сделаешь ради улучшения самочувствия несчастного больного ребенка.
…Я всегда остро переживала ссоры родителей, и удивлялась спокойствию иных одноклассников, которые запросто рассказывали, как «папка мамке» между глаз засадил, а та его по башке сковородкой. Умная по жизни Соня разложила мою нетерпимость к родительским конфликтам по полкам. В ее теории содержалась определенная логика. «Во-первых, – рассуждала подруга, – твои крайне редко ругаются. Потому у тебя не выработалась привычки, как у большинства нормальных детей… ну, тех, чьи родичи собачатся каждый день. Ведь когда несчастные детишки буквально с рождения слушают брань – для них она звучит почти как музыка, и потом они уже просто не замечают этого каждодневного ужаса. А во-вторых, ты папина и мамина дочка в равных долях, и любишь обоих одинаково сильно. Не то что, к примеру, я. Всю жизнь исключительно мамина дочка, хотя надо отдать должное папане, честно пытавшемуся меня воспитывать аж до пяти лет. Концерты родителей не могут тебе нравятся по определению, так как ты не можешь принять сторону ни одного из них. Сердечко-то твое за каждого в отдельности болит. Вот и мечешься ты между двух огней…».
На крылечке послышалась возня.
– Проходите, пожалуйста. Тапочки, пожалуйста.
– Спасибо. Ой, надо же! Вот совпадение! Представляете, у меня дома точно такие же. И размер мой! Где у вас тут руки помыть?
На глаза будто кто давил. Но любопытство взяло верх над болью, и пудовые веки с трудом, но разлепились. В комнату белой тенью медленно вплыла моложавая, приятной полноты женщина, облаченная в халат. В руке она держала кожаный саквояж. Голову докторши венчал колпак, из-под которого выглядывали белокурые волосы. Шустрая темноволосая и чернобровая Алена ни грамма не походила на свою мать.
– Что беспокоит? – а вот голос напротив – один в один, как у дочери, только тембр участливый и мягкий.
– Горло. Глотать не могу.
– Чайную ложечку, будьте добры.
Ирина пулей слетала за ложкой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу