Виктор Сбитнев - Янки при дворе губернатора

– Кровь! – С ужасом выдохнула тётка и обречённо зарыдала. – Это я виновата, старая дура!

– Чья это кровь? – С нажимом в голосе спросил Альберт и резко тряхнул няню за рукав.

– Не знаю точно, Алик. Но боюсь, что твово недавнего собеседника, Андрея. – И заплакала почти навзрыд.

Дальше Альберт пробирался строго по армейским выкладкам и ориентирам. И скоро это возымело свой результат. Между трёх огромных вековых сосен они с тётей обнаружили издающее слабые стоны тело учителя английского языка.

Первая автоматная очередь задела учителя по касательной, поскольку он, видимо, успел заслониться от стрелявшего сосной, на которой в местах попадания пуль уже выступили жёлтые кристаллики живицы. Но стрелок проворно поменял место, и следующая его попытка оказалась более успешной. Намётанным глазом Альберт определил, что Андрей умирает. Кровь толчками текла у него изо рта и сочилась сразу в нескольких местах на груди. Отстранив няню, журналист наклонился к умирающему и проронил всего одно слово:

– Кто?

Лицо учителя искривилось от неимоверного усилия, окровавленные губы шевельнулись раз, другой, потом третий, и Альберт успел услышать всего одно слово – «конюшня». Потом Андрей весь как-то сразу поник и замер. Глаза его остекленели.

Альберт даже пульс у него щупать не стал. Усвоившая ситуацию няня уже не плакала, только изредка всхлипывала да подносила носовой платок к глазам. Потом вопросительно посмотрела на Альберта. Он поднялся над трупом и, взяв няню за запястья, сказал ровным и холодным голосом:

– Здесь и вокруг ничего не трогать и не ходить вообще. Звони Пригину, и пусть он срочно вызывает из района дежурную бригаду оперов, – чтобы всё было зафиксировано от и до, поскольку скоро здесь, судя по всему, начнётся такая чехарда, что мало никому не покажется. «Вот накаркал!», – вспомнил он своё недавнее предостережение, высказанное участковому, что с его приездом тут скоро начнётся… Уже началось, и гораздо быстрее и гаже, чем он полагал.

– А ты? – С долей испуга спросила тётка.

– А я пойду прогуляюсь недалеко, в себя приду, соберусь с мыслями.

– Пойдём домой, Алик, – умоляюще попросила она. – Если уж тут из автоматов начали колошматить, то, видно, наступили вы с учителом кому-то на самое больное место.

– Не успели, няня, не успели наступить, – с досадой и болью выговорил Альберт. – Думаю, что нас подслушивали… – Альберт хотел сказать, что, скорее всего, Андрея просто перепутали с ним, но не сказал, а промямлил что-то в том духе, что у Андрея наверняка были старые счёты с кем-то из местных.

– Вот и я так думаю, – тут же отозвалась няня. – Они тут, знашь, полсела в свои игры вовлекли. Многие, сказывали, у них подрабатывают, кто чем, а Андрей Карлович отказался, хоть и зарплата у него совсем небольшая. Вот они его в свой «чёрный» список и внесли.

– Ты вот что, няня Груня, ты по возможности мне этот список «чёрный» составь, – Альберт нежно погладил тётку по спине, ещё раз глянул на распростёртое тело учителя, с которым он успел подружиться, и, склонившись над ним, бережно прикрыл ему глаза. Лоб Андрея ещё был тёплым. Незаметно смахнув со щеки навернувшуюся вдруг слезу, Альберт повёл постоянно запинавшуюся тётку к дому. Здесь она стала звонить участковому на сотовый, который назло долго не отвечал, а Альберт стал чертить в своём блокноте план интернатских конюшен. Следовало подобраться к ним таким образом, чтобы не быть замеченным издалека. Может, пойти ночью? Пошарить там, а вдруг повезёт? В это время до Альбертова слуха долетело нянино «Николай, здравствуйте! Это Ямщикова». А дальше срывающимся голосом она сообщила участковому:

– Андрея Карловича в нашем сосняке застрелили. Из чего? Альберт говорит, что из автомата… этого, как его… Калашникова. Кто застрелил? А мы почём знаем. Мы когда учителя-то нашли, он уже умирал. Но Альберт место осмотрел, следы от пуль нашёл… и глаза ему прикрыл, – с этими словами няня Груня зашлась рыданиями. Что на всё это ответил Николай, Альберт так и не понял, потому что няня ещё громче зарыдала.

…Часа через два на опушку перед домом лихо вырулила сначала «участковая» «Нива», а затем и РОВДешный «Патриот», из которого вальяжно вышло трое в гражданке. Один, очевидно, старший, даже не протянув Альберту руку, сразу перешёл с места в карьер:

– Альберт… э-э-э, прошу прощения, Эдуардович… Альберту такая манера некоторых офицеров не нравилась ещё с Кавказа.