Аука - Бесполезная книга, или Сказки о просветлении для просветленных

– Прямое. Однажды твое тело сможет сбросить привычные оковы, и ты получишь возможность ощутить свой непрекращающийся полет. Тогда ты будешь готов к тому, чтобы передать это ощущение своему дракону. Не пытайся что-то воображать или представлять специально – это не приблизит тебя к успеху. А теперь делай. Мне пора. – Погонщик хлопнул в ладоши и исчез.

Я, наверное, слишком психовал и очень старался ничего не делать. Смотреть вдаль было несложно, но удерживать такой способ смотрения оказалось делом непростым. Мешало и ожидание «необычного» в теле.

Но потом что-то «сломалось» внутри. Я и не знал, что способен совершать такие движения. И это было чрезвычайно приятно…

Он любит музыку, особенно Моцарта и Вагнера.

Часто ненадолго исчезает, а потом рассказывает мне чудные истории.

Он любит выполнять мелкие поручения и решать сложные проблемы.

При этом не берет за это никакой платы.

Это благодарность за то, что он имеет возможность появляться в этом мире.

Он не понимает, что значит любить, и почему это так важно.

Ему не нужно уметь читать, считать и писать – то, что ему нужно знать, он получает сразу же и неизвестно откуда.

Он не любит провода, опоясавшие наши города.

Я бы мог соврать, сказав, что нужен ему.

Это не так, скорее уж наоборот.

Однажды он улетит и не вернется.

Так уже было.

Утром, выстригая волосы из носа, он подумал, что уж слишком часто в последнее время приходится это делать. А еще с удовольствием вспомнил о том, как славно вчера поболтали с драконом.

Обычный вызов, привычная работа. Спасти принцессу от коварного и злобного змея. Но «змей» оказался рефлексирующим и задерганным типом. Драться с ним совсем не хотелось. Сели на завалинке у стен дворца. У змея с собой было. «Вздрогнули», потом закурили какую-то гадость. Потекли разговоры. Дракон жаловался на вздорную принцессу, на трусливых и болтливых принцев, на ревматизм и плохую погоду. А он неожиданно для себя рассказал о той самой женщине. Рассказал, как любит её, и что давно бы все бросил, и остался с ней навсегда. Дракон слушал, понимающе кивал головой. Душевно посидели, разошлись с миром. Про принцессу никто и не заикнулся.

Силы уже не те. И ладно бы – силы. Вчера ехал через лес и услышал, как кто-то просит о помощи. Рука привычно скользнула за мечом, а меча-то и нет. Нет меча, забыл его вместе с ножнами. Пришлось впрягаться в драку голыми руками. Хорошо, что хоть попались обычные лихие люди, а не обученные бойцы. Но в левом колене что-то предательски похрустывало, и с одного удара, как прежде, противника уже не укладывал.

Он понимал своих коллег, что подались в учителя единоборств. Работа непыльная. Тело помнит, техника филигранная, что еще нужно для того, чтобы перед молодежью покрасоваться? Для реального боя одной техники уже мало, а сил маловато и дыхалка подводит. Пасть в бою не всякому повезет, а жить-то, вернее, доживать как-то надо.

Неужели пора уходить? Как быстро всё закончилось. Слишком быстро. Романтизм появился. Рубишься насмерть, а сам паутинку между деревьев замечаешь, а в паутинке капелька росы дрожит. И так дрожит, шельма, такая беззащитная! С риском для себя уводишь противника в сторону, лишь бы капельку ту не смахнуть ненароком.

Это уже старость. С этим противником не совладать. Никак не совладать.

Дорога – верная подруга.

Разматываешь мысли по ветру.

Сколько еще впереди, той дороги?

Что ждет за поворотом?

Погода была прекрасная, принцесса была… Собственно, никакой принцессы в условленном месте не было. Он же прибыл точно в оговоренный срок и нисколько не удивился тому, что его никто не ждал.

За долгие года Жизни у него накопилось множество принципов, которым он следовал неукоснительно. А любой принцип, если ему следовать слишком долго, становится привычкой. Привычку же редко кто в себе замечает. Она есть и есть. Одной из таких привычек и была пунктуальность. Как лицо королевских кровей, он был пунктуальным от рождения. Короли никогда не пользовались хронометрами. Хронометры измеряли расстояние между несколькими промежутками времени, но не гарантировали точность. Мореплаватели и естествоиспытатели хорошо это знали и пользовали часы по их прямому назначению. Прочий же люд пребывал под влиянием вредной иллюзии: измеренное время – укрощенное время. Лицо королевской крови получало прямое знание о том, как точно распорядиться указанным сроком времени. В момент, когда назначался срок того или иного события, внутри человека словно бы взводился невидимый механизм, который с невероятной точностью руководил действиями человека и позволял оказаться в нужном месте в точное время. Принцип пунктуальности можно было нарушить, но этого никто не допускал. И у королей свои слабости.