Сами спят на подстилках, как бобики.
Поживёшь с такими, затужишь. А вы говорите – книги. Где, в каких книгах, про таких написано? Там всё о высоком, далёком, возвышенном.
А жизнь – она не небеса. И мы в нашей жизни – не птицы. Мы – люди, человеки. Нам что-нибудь земное подавай.
1995 г.
Пошёл я в заводскую поликлинику, к терапевту. Попросил врача прописать матушке уколы. Церебролизин, если не ошибаюсь. Терапевт, приятная женщина, объяснила, что такие лекарства – прерогатива невропатолога. В заводской невропатолог болел, она меня направила в районную.
Встал я утром следующего дня, пошёл в районную поликлинику. К восьми часам, к открытию. Оказалось, зря так рано встал, невропатолог принимал с двух. Вернулся домой, поспал, а к двум часам поплёлся туда снова.
Вошёл, разделся в гардеробе, узнал в регистратуре, что к чему и иду к лестнице, чтобы подниматься. А у лифта, прямо на первом этаже, стоит старушка. Я ей улыбнулся.
– Мужчина, подождите. – Остановила она меня. – Со мной не подниметесь на третий?
– А вы одна боитесь?
– Я лёгкая, он меня не везёт.
– Неужели вы весите меньше двадцати пяти килограмм? – Спросил я, входя вместе с ней в лифт.
Старушка ничего не ответила. Так, в молчании, до третьего этажа и доехали. Вскоре выяснилось, что и она к невропатологу. Пока сидели, дожидались очереди, она рассказала случай из своей жизни.
– Хоть плачь, хоть смейся, – говорила старушка, – такая история со мной произошла. Поехала я к подруге в Ногинск. Было мне тогда сорок лет и не очень с мужчинами везло. А тут, иду мимо поля, стемнело уже, выходят из-за кустов двое и прямо мне нож показывают. Жить хочешь, говорят, иди с нами. Думаю, зарежут ещё, испугалась.
Повели в кусты. Один дежурить остался, смотреть, чтоб не шёл никто, а другой, что с ножом был, говорит: «Если жить хочешь, снимай штаны». Я не знаю, шутит или нет, а вдруг нет. Слушаюсь. Жить то хочется. Он тоже разобрался, навалился на меня и засопел.
Может минута, может, другая прошла, я о страхе забыла. И так, знаете, стало мне хорошо, что обняла я мерзавца обеими руками и стала его целовать. Прижимаю к себе, осыпаю лицо поцелуями, а он испугался. Стал визжать, как резаный поросёнок, кричать благим матом.
Плачет, умоляет: «Тётенька, отпусти. Честное слово больше не буду!». Тот, что в сторонке стоял, дежурил, как услышал крики, так пустился наутёк. Прямо по полю, по колдобинам. Боюсь, бедняжка в темноте ноги себе переломал. И тот, что с ножом, ухажёр мой сладкий, тоже поднялся и бежать, как ошпаренный.
А я полежала, помечтала, думаю вот ведь ребята какие пугливые. Встала, отряхнулась и пошла своей дорогой. Как говорится, хочешь плачь, а хочешь смейся.
Старушку слушал я внимательно, её сказка мне понравилась. Но про себя решил, что в лифте с ней больше не поеду.
1995 г.
В деревенский дом старика Алфимова прибежал сосед, Владлен Локотков. Постучался и тот час вошёл, хозяин не успел даже сказать «входите». Этот Локотков всю сознательную жизнь, если точнее, шестьдесят восемь лет, прожил в городе и, вдруг, разом бросив всё, перебрался на постоянное место жительства в деревню.
Поселился в доме, купленном у Выходцевых, жил отшельником, ни с кем не знался. Зимой и летом ходил в кедах. Всё хозяйство – радиоприемник.
– Ой, сосед, горе какое, – заголосил Владлен с порога, – у Джорджа Клуни, американского актёра, умер поросенок! Как услышал, у меня чуть сердце не остановилось. Чуть было удар не хватил.
– И в самом деле, беда. Как же он его прозевал? Почему вовремя не заколол? Он у него что, хворал? Больной был?
– Что ты такое говоришь? Поросенок от старости умер, в восемнадцать лет. Это для людей, всё одно, что девяносто девять. Они с поросёнком жили вместе, душа в душу, а тут он, возьми, да и умри. Я в последний раз так убивался, когда погибла принцесса Диана.
– Это понятно. Не понятно одно. В слона, что ли, твой Луня, поросенка откормить хотел? Или на племя берёг? Зачем восемнадцать лет нужно было на борова добро переводить?
– С кем говорю! Поросёнок – другом ему был, а не куском мяса. Джордж спал с ним в одной постели, делился переживаниями. Кому я это говорю!
Владлен закрыл лицо руками и горько заплакал.
– Что ж это, у него ни детей, ни семьи не было? – Стараясь, как то, утешить соседа спросил хозяин дома, и тут же, словно опомнившись, прибавил в сердцах, – хотя какие дети, если не с бабой, а с поросенком спал.
– Да, ты пойми… Ну, как тебе объяснить? – Завопил, уязвлённый человеческой глупостью и человеческим же жестокосердием, Локотков. – Поросёнок был для него дороже отца с матерью! Дороже всех на свете!
Читать дальше