Игорь Агафонов: Алхимик. Повести и рассказы

В течение последовавших лет – быстро пролетевших, впрочем – Виктор Иванович не упускал её из виду. То есть он был знаком с её родителями, и время от времени Марина мелькала перед его взглядом, а мать или отец отпускали в её адрес какое-нибудь замечание. Потом он узнал, родители её развелись, отец уехал работать за границу, поскольку на родине его профессия не востребовалась, заниматься же чем-либо другим он не захотел (это всё в интерпретации знакомых и друзей), а мать Марины вновь вышла замуж…

И вот недели две назад, встретив Вассу Ильиничну, Виктор Иванович ни с того – ни с сего (а может быть, окрылён был тем, что, наконец-таки, нашёл-таки работу, которая позволяла ему не просто сводить концы с концами, но и…) выпалил вдруг – ей, Вассе Ильиничне, – что никак не в силах освободиться от чар её дочери. Ну, естественно, то было преподнесено по вдохновению, с этакой игрой, позволявшей и отступить, и отшутиться, но Васса Ильинична, зная очевидно, что Виктор не так давно овдовел, восприняла его признание и всерьёз, и с воодушевлением, сказала просто и ясно: Марина, дескать, все эти годы только и бредит тем вальсом, когда Виктор Иванович наговорил ей тонких комплиментов. Виктор Иванович смутился настолько, что язык у него стал шершавым, и он в продолжение минуты-полутора боялся что-либо произнести. Хорошо ещё, Васса Ильинична говорила, говорила всё так же ясно и без жеманства, и подвела всё к ключевой фразе:

– Если мне случится быть вашей тёщей, уважаемый Виктор Иванович, то я буду чрезвычайно довольна. Засиделась девка, ей-богу. И этот ей не по нраву, и этот, такая прям разборчивая, мочи нет. Я её чуть ли не взашей выталкиваю. Кстати, она сейчас у отца в Германии, к праздникам должна вернуться. Если вы будете…

Ну и так далее.

И вот Виктор Иванович сидит в углу стола, никак не откликается на приглашения бойких дам потанцевать («Клуб знакомств, чёрт возьми!») и ждёт, ждёт… с нарастающим вдохновением. И одновременно уже начинает беспокоиться, что Марина почему-либо не приехала. И матери её также нет… стало быть, что-то нарушилось. Что-то не сошлось. Или как там у Штирлица? Ну, бывает. Не сегодня – так завтра, не завтра – так послезавтра. Что он, мальчик, умрёт от нетерпения?..

И всё же он не выдержал и осторожно поинтересовался у соседки по столу:

– Или я не вижу, или они не пришли пока? Я имею в виду Осиповых.

– А вы не слыхали разве?

– Что?

Соседка уже отвлеклась, что-то там наблюдая в гуще танцующих.

– Что вы имеете ввиду? – он тронул её за пупырчатый рукав.

– Так в Германию уехала.

Виктор Иванович молчит, ждёт продолжения: ему подумалось, что соседка сказала ему про Марину.

– Я про Вассу…

– Так и я про неё. Уехала дочь хоронить. Машиной сбило. Была и нету… – соседка намеревалась прибавить ещё что-то, но глянув на собеседника, осеклась.

Он вышел на крыльцо кафе. За ним в неприкрытую дверь мягко последовала кошка, но увидав сыпавший сверху снег, попятилась назад, и кто-то за порогом подтолкнул её ногой:

– Ну, давай, давай! Ишь, избаловалась. Подыши-ка свежим озоном…

Постояв в оцепенении, Виктор Иванович закурил. Мимо по дороге чавкали по грязному шоссе автомобили, под косыми лучами снега бежали прохожие… Всё показалось Виктору Ивановичу ненужным и чужим в этом холодном, промозглом мире.

Забыв в гардеробе свой тёплый плащ, он, выждав между машинами интервал побольше, перебежал дорогу, и отправился домой. Ему подумалось, что он выпил плохой водки и у него начинается астма…

Вынужденная, можно сказать, преамбула. О названии рассказа.

Собственно говоря, мы писали не о Ниночке – она даже не то, что не главный персонаж, она всего-навсего побудительный импульс к разговору о двух… самцах. Ну да. А впрочем, какой сочинитель может наверняка сказать, какая дичь у него вышла из-под пера? Сочинять начинает он с одной установкой, затем же, глядь, а вышло не вполне ожидаемое, даже вовсе, бывает, не то, о чём помышлял изначально. Так что рассказик надобно переименовать – это точно. Скажем, «Бодались два барана…» Нет, лучше, уместнее, пожалуй, – бычка. Два. Из-за одной овечки. Ой, то бишь тёлочки. Но это опять – лишь обозначение темы, а не подходящее наименование. Посему пускай покуда так и останется – «Ниночка», хотя, повторяю, в повествовании её, по сути, и нету. Она – тот самый условный раздражитель, указывающий, из-за кого и по какой причине столкнулись двое мужчин. А вот чтобы она явилась в прописанном тщательно – пластически и психологически – художественном образе (живьём, так сказать), надобно, мои хорошие, и даже следует проследить её в процессе развития, то есть в изменяющейся внешней и внутренней составляющих. Однако за женскую натуру мы, пожалуй, не возьмёмся. Для нас психология прекрасной половины человечества до сих пор не доступна. Увы и ах. И вряд ли будет… Но ничего не поделаешь. Таковы наши скромные возможности. Выше головы, как говорят, не прыгнешь. Вот мы и не прыгаем понапрасну и не скачем самоуверенными… Ну, про козлов и коз мы в другой раз как-нибудь…