Игорь Агафонов: Алхимик. Повести и рассказы

левому туристу сказать: «Вылезай, приехали», но не стал портить ему радостное настроение погони. Тем более что ко мне уже оба пилота повернулись с отчаянным выражением на лицах, и в унисон: «Свистишь-таки, бат ты наш! Тут явно не двести килограмм, тут цельная тонна!» На что мне пришлось возразить: «Ребята, если вы не можете даже за литру спирта взлететь, я найду другой аэроплан.» – «Ну! – сказали они. – Попробуем ещё разок-другой. Но ты садись рядом с нами – для баланса». И пришлось мне между ними умащиваться на корточках. Самолёт взревел, задрожал от нетерпения, но тормоза прижали его к земле. Мотор надрывался так, что мне почудилось, что на дальней окраине Юдинска, возле слюдяной фабрики, на которую мы вчера забрели по ошибке, думая, пекарня, аборигены подумали: свершается эксперимент века! Наконец, тормоза отпустили, и мы сорвались, как перестоявший конь. Вперёд, вперёд – приподнимаемся! – и снова с треском об грунтовку трых! Подпрыгнули, отскочили от земле метров на несколько, перемахнули забор, чуть не коснувшись его колёсами и потянули-таки, потяну-ули! – чых-пых, чих-пых… Мама родная, помоги! И когда мы вот так взлетели и ушли за территорию аэродрома, первый пилот сказал второму, так, точно меня между ними не было и в помине: «Здесь не двести килограмм, больше.» – На что я резонно возразил: «Это у левого туриста такой рюкзак. Слыхали, как он им бухнул.» – «Ну что ж, – вздохнули пилоты, – сами виноваты. Не выбрасывать же его… Полетим.» И так мы некоторое время летели молча, пока первый не сказал второму: «Н-да, с таким левым рюкзаком нам перевал не переползти». – «Да, – согласился второй, – перевал нам не одолеть с таким рюкзаком. Что будем делать?» Я хотел им подсказать: выбросьте этот тяжёлый рюкзак хотя бы, но вовремя смекнул, что одним рюкзаком не обойтись. «А! – сказал первый пилот, – вырубай автоответчик. Где наша не пропадала.» И стали они поочерёдно, зажимая ладонью микрофон, вызывать: «Аллё, это первый, первый, первый?.. Ноль-пятнадцатый на взлёте. Ложимся на курс. Что-то вас плохо слышно. Что-то совсем не слыхать…» А им в ответ доносится: «Да и вас плохо слышно.» – «Что такое, что такое, не понятно…» – и вырубили рацию, и вместе с нею, как я догадался, выключился автоответчик… или самописец? Я забыл. Контроль, короче, отключили. И мне было сказано: «Пойдём по ущелью, раз такой рюкзак неподъёмный. Но никому не говори, запрещено по ущелью-то.» – «Ну мне-то всё равно, – говорю, – был бы мой рюкзак, а то…» Короче, летим. По ущелью. Слева – скала, в пятнадцати метрах, справа – в десяти. Сидящие слева ликуют: «Ура, до скалы двадцать метров!» Сидящие справа шепчут: «Э! Э-эй! Что-то слишком близко камушки!» А на встречных потоках самолёт болтает, раскачивает его из стороны в сторону, как бумажный. И два моих летуна вцепились в штурвалы и глядят только вперёд. Наконец, первый второму: «На круг пойти не сможем.» Второй специально для меня: «Не дёргайся, будем садиться без захода.» И как потом я уточнил, это означало, что сразу за скалой начиналась змейка – другое ущелье под углом в девяносто градусов к нашему, и внизу протекала река Гутара. Фокус заключался в том, чтобы не промазать мимо аэродрома. Вот мы круто повернули, чуть не касаясь крылом о скалу, и сразу на посадку. Вижу, на зелёном поле пасутся четыре пятнистые коровы, и мужик какой-то меж ними равномерно взмахивает косой. Коров удалось облететь, а мужику пришлось падать навзничь, иначе мы сбили б его колёсами. Приземлились, остановились и ещё сквозь рёв двигателей вдруг слышим фольклорные выражения некоторых русских, проживающих среди некоторых других народностей. Пилоты мне и говорят: «Выходи-ка ты первым, мы и без того нонче утомились.» Я не то чтоб возразил, но поинтересовался, на всякий случай: «Кто ж это так живописно нанизывает слова на общеизвестный русский корень?» – «Начальник аэродрома,» – осведомили меня пилоты и заглушили двигатель. И, в общем, зря, рановато, потому что этот местный начальник всё ещё продолжал выражаться в прежнем духе. Поэтому дальше я буду сразу переводить на обыкновенный разговорный. Начальник меня спросил, зачем мы к нему прилетели? Он нас не звал. Он два часа назад объявил по рации, что закрыл аэропорт. По метеоусловиям. Я возразил: условия замечательные – солнышко светит, коровки пасутся… Тогда дядя начальник уточнил: он не всю ещё траву скосил, а потому убирайтесь вон! Тогда я перешёл на официоз и отрапортовал, что в их край непуганых коров прибыла экспедиция хреноморковной академии для выяснения, так ли тут запуганы коровы, как рассказывал сын начальника аэропорта Алёха, коего экспедиция встретила на верхнем полке в Нижнеудинской бане. «А-а! – взревел начальник пуще прежнего. – А-га! Этот х-хмырь ещё жив?!» И дальше выясняются подробности, что этот сын как исчез семь лет назад из родительского поля зрения, так и не объявился до сих пор. Вот так мы добрались до Верхней Гутары, и одна туристка по имени Кэт кинулась мне на шею и вскричала: «Командор! Дай я тебя расцелую!» И командор ей сурово отвечал таким образом: «Погоди, милая, дай закончить разговор с начальником аэропорта…» Читать дальше