Остин Марс: Ангел. Право выбора

– Эй, ты в порядке? – я толкнул её локтем, она поморщилась, как будто я её вымазал, отряхнулась. Тяжко-претяжко вздохнула, подняла глаза, пару секунд поизучала зелёные холмы невероятной красоты… и разревелась, сквозь слёзы простонав:

– Как же меня всё здесь задрало!

– Что именно? – ещё тяжелее вздохнул я, она не ответила. Я выдохнул, отвернулся и улёгся на бок, вытянув ноги и подперев щеку кулаком. Светка рыдала, волны шумели, две загорелые красавицы в бикини играли надувным мячиком… Я никуда не спешу, у меня вечность времени.

Она наревелась спустя минут десять, немного пошмыгала носом и затихла. Угрюмо посопела в мою сторону и я обернулся:

– Ну?

– Баранки гну! – показала язык она.

– Бездна остроумия, бездна, – серьёзно кивнул я. – Можешь поупражняться ещё, мы с тобой совершенно никуда не спешим. Это, конечно, не всем дано, но если постараешься…

– Совсем дурак? – нахмурилась она.

– Прикидываюсь, – пожал плечами я, – пытаюсь говорить с тобой на одном языке.

– Бездна остроумия, – перекривила она. – У меня проблемы, между прочим, а ты ржёшь!

– Так может расскажешь, в чём они заключаются?

Она набрала полную грудь воздуха, как будто вот сейчас как скажет, как скажет… и выдохнула, угрюмо опустив плечи. Дёрнула уголком губ и прошептала:

– Мне здесь не место. Я это давно поняла, но сегодня это окончательно… Когда меня объявили, я просто поняла, что не выйду. Не стану выступать и вообще ничего не хочу, не только медаль, а вообще. Я не должна была сюда лететь, я не должна была подавать документы на отборочные, я вообще не должна была выходить на ковёр, никогда!

– Почему? – тихо спросил я, она поморщилась и промолчала. Я попытался осторожно сменить тему. – А каким спортом ты занимаешься?

– Художественной гимнастикой, – она выплюнула эти слова как имя ненавистной соперницы, или название блюда, от которого её тошнит.

– А чего так агрессивно?

– Я её ненавижу.

Быстро ответила, не задумываясь, как будто эти слова сопровождали её уже давно.

– Сколько уже занимаешься?

– Всю жизнь.

– Ого.

– Угу.

Тишина, прибой, красотки в бикини. Никуда не спешим, спокуха, расслабься…

– Так, всё, мне надоело. Или ты рассказываешь всё по порядку, или разбирайся сама!

– Не получается у меня самой разобраться, – недовольно поморщилась Света. – Если б получалось, тебя бы никто не звал. Я просто всё остановила и оно теперь повторяется, а ничего не меняется. И всё.

– Фух, – я с трудом взял себя в руки и очень спокойно сказал, – Расскажи мне, что случилось за последний час перед тем, как ты всё остановила.

– Да ничего особенного, – она уселась по-турецки и стала играться песком, пересыпая его из руки в руку. – Сегодня наш первый день, квалификация, все с утра готовились и разминались, всё как обычно. Я должна была выступать, меня объявили… а я поняла, что не хочу. И что готова просто встать и уйти, прямо сейчас, одним поступком перечеркнув все годы тренировок. Но я не имею права это сделать, потому что… потому что просто не имею права. Потому что должна всем – маме, олимпийскому комитету, своей стране, которую опозорю на весь мир… – она криво улыбнулась и приподняла плечи. – Я всем кругом обязана, я должна помнить, что в случае провала я всех подставлю. Вот только ни маме, ни комитету, ни стране нет никакого дела до меня, я им всем должна, а мне никто ничего не должен. Так что выступать я не хочу, а не выступать не имею права. Да и что потом делать – это тот ещё вопрос, – она невесело хохотнула, бросила на меня короткий взгляд и опять стала рассматривать золотистый песок в руках. – У меня же ничего, кроме спорта, нет. Вообще. Я всю жизнь занималась грёбаной гимнастикой, в то время, как жизнь проходила мимо меня, у меня не было на неё времени, не было даже возможности понять, что мне нравится, что приносит удовольствие. У меня был спорт и всё. И если я внезапно решу из него уйти, я просто, – она развела руками со смесью недоумения и ехидства, – просто окажусь трёхлетним ребёнком во взрослом теле, дауном, короче, или как это называется… Я много думала об этом, как ни крути – я уже не смогу просто взять и бросить гимнастику. – Она опять выплюнула это слово, как ругательство, медленно вздохнула, посмотрела на меня. – Мне семнадцать лет. В школе я учусь еле-еле на тройки, потому что почти не хожу туда, мне не до этого. То есть поступить в институт, как нормальный человек, я не смогу, а платить за меня никто не будет. Мне домой лучше вообще не приходить даже, если я решу спорт бросить – меня просто съедят, прямо на пороге.