Валентин Колесов: Жизнь русского

Он старательно удовлетворял свои родительские чувства: менял пеленки (памперсов тогда не было), баюкал, выгуливал на улице, играл, с двухлетнего возраста разыгрывал на полу приключения и театральные сцены, учил читать, плавать и т. п. Всё это было в радость, общение с ребенком лет до семи – просто райское наслаждение. Яркое воспоминание, до слез умиления – балетный танец пятилетнего сына в центральном парке Полтавы. Под музыку паркового радио он самостийно изображал балетные па – руки в стороны, пробежка, поворот, вращение, прыжок, очевидно, воспринятое с телеэкрана. Люди улыбались, родители радовались.

От 3 до 6 лет была большая беда: его ночной лунатизм. Среди ночи он вдруг начинал громко плакать, не просыпаясь, вставал и ходил по квартире. Пытались успокаивать, минут десять он продолжал ходить и плакать, потом ложился и продолжал спать. Ужасно было видеть это, пугала неизвестность – что будет дальше. Ночной бред сына наука объясняла, но не успокаивала: «Детский лунатизм – такая же возрастная особенность, как негативизм и стремление к независимости. Детский мозг напоминает инерционную машину, продолжающую двигаться под воздействием дневного потока впечатлений, в то время как его сознание отключено. В среднем такие явления могут наблюдаться два раза в неделю… Ни в коем случае нельзя зажигать свет… Вечером ребенок не должен перевозбуждаться и засиживаться у телевизора… Если не проходит к 15 годам, обратиться к психоневрологу».

Прекрасны детские фразы в возрасте 4—6 лет. В поликлинике сын кричал врачу, взявшему его на укол после травмы:

– Я папе скажу!

На упреки в непослушности и озорстве говорил:

– Ну разве я виноват, что я такой веселенький.

Одна фраза возникла вследствие папиной нервности и глупости. На прогулке днем пятилетний сын расспрашивал, как это люди умирают, папа говорил о болезнях, потом сорвался на больном для него вопросе:

– Все люди умирают, и мы с мамой умрем в старости.

Вечером положили его в постель, ушли на кухню, вдруг плач. Зашел, сын на корточках, головой в подушку, сквозь слезы говорит:

– Почему вы будете умирать, а другие будут жить?

В детстве Колесов очень любил детские ясли и садик. Теперь жизнь внесла свои поправки. Поступил сигнал – заведующая детскими яслями и другие работники сумками выносят продукты, дети голодают. Душераздирающая картина. Пошел жаловаться районному начальству:

– Спасите детей, писать не могу, считайте жалобу анонимной, чтобы не отозвалось на ребенке.

– Да, у нас есть и другие претензии, – ответила инспекторша.

Подействовало или нет, но через некоторое время заведующую перевели в поликлинику участковой медсестрой.

Сын болел мало, маме приходилось работать без бюллетеней. Его хорошо воспитывали в детском саду – как-то он предложил поставить дома у стены маленький столик, над ним повесить флажки и портрет дедушки Ленина.

Иногда и маленькое происшествие может навеять большую философию. Пятилетний сын играл во дворе, его грубо толкнул ровесник – грязный, злобный, жестокий. Сын заплакал и отбежал. Папа не стал пенять злому отродью – бесполезно. Острая боль в душе: «Ведь это я отправил в этот мир милого, славного, ангельского человечка – не на растерзание ли вот таким выродкам…»

Начиная с семилетнего возраста папа и сын постепенно отдалялись друг от друга. Меньше общались – теперь он играл со сверстниками, сам читал, сам смотрел телевизор. В первом классе он оставался на продленном дне. Учился средне, а зачастую плохо. Казалось бы, отличное поприще для полезного общения, однако его попытки помочь сыну в учебе оказались неудачными. С изумлением обнаружил: сын плохо воспринимает несложные школьные истины. Как ни настраивал себя на терпеливое разъяснение – по несколько раз одно и то же, не выдерживал, раздражался и срывался.

Тяжкое воспоминание о рыбалке – надумал хорошее совместное занятие с восьмилетним сыном, на озере раздражался на каждом шагу, потом каялся всю жизнь. Общение сужалось – папа уже боялся самого себя.

Интеллигентский стандарт – сына пытались обучать музыке, купили пианино. Нашли учителя, музыканта военного оркестра, серьезного и занудливого. Несколько месяцев шла учеба, потом заглохла.

Как-то наткнулся на интересное суждение: надо не учить играть на музыкальных инструментах, а учить слушать музыку. Это правильно, но этого они не делали. Телевизор вытеснял все остальное. К тому же влияние товарищей и подруг оказалось сильнее родительского примера. В отличие от них дети остались в стороне от классики. Большая потеря – для них, сами себя лишили богатейшего источника наслаждений.