Сборник: Во славу Бориса и Глеба. Коллективный сборник участников Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры в г.Борисоглебске Воронежской области

Уходит вода, но за ней не уходит Россия,
И даже в золе за зерном прорастает зерно.
Проси невозможного, мама, но только прости нам
Безбожные годы, – так было, видать, суждено.

Мы помним века до мгновенья
По собственным стонам,
По вбитым в голодные рёбра
Фамильным перстням.
Так помнит ковыль поимённо душителей Дона,
Так помнит пшеница
Голгофу тамбовских крестьян.

Нас новое время сечёт по хребтам батогами, —
Очнись от бездонного сна, господин и слуга:
Нам нужен не мост,
Чтоб на Пасху дружить берегами,
А братские руки, чтоб крепче стянуть берега…

Вашу спесь – заводит не унять —
Правда строк, почти что до истерик,
Что умом Россию не понять,
Что аршином общим не измерить.
Коль Россию видеть не из нор,
Не глазеть лукавою лисицей,
То какой тут может взяться спор
О четверостишии провидца…

Сталинский сокол,
ты вёл самолёт
на Берлин.
Сын трудового народа
и Родины сын.
Сын прихопёрских лесов
и хопёрской волны
до ветеранской
не дожил отец
седины.
Братский Союз
отстоял
у последней черты…
Кровь твоя спасена
с орденом
Красной Звезды.
В небе погиб ты
Давно, молодым-молодым.
Сын твой седой —
Я вдыхаю Отечества дым.
Нынче он горек
на воле предсудного дня…
Родина есть.
Но Союза уж нет у меня…

Робкие морщинистые руки
Теребили старенький халатик,
Пахнущий больницею халатик,
Ситцевый, чуть-чуть великоватый —
Всё, что у неё при ней имелось.

Вдруг она вздохнула, и внезапно
Горлом, нет, не кровь пошла, а песня.
Старая из молодости песня
С тишиной, луной, рекой, свиданьем.

Выпевала тщательно куплеты.
Скоро от неё остался холмик
На ближайшем стареньком погосте.

Был бывший уголовник тих и вежлив.
Поклонник поэтической строки,
Он приносил то часто, то пореже
Своих стихов тетрадные листки.
Перемолов немало лет по зонам,
С есенинской душевностью почти
Писал он без блатного лексикона
О всём, что удалось в себе спасти.
Средь пьяных драк, средь зверских поножовщин
Физических и нравственных калек
Он сохранил святую обнажённость,
Без коей человек – не человек.
Без коей не почувствуешь дорогу,
Как родину, сквозь русский лунный свет.
Рецедивист. Старик. Поэт Серёга.
Пусть не Есенин – всё равно поэт.

Безответный старик
Дядя Митя – дундук.
Неудачник.
Чудак.
Приживальщик.
Перед сном
пальтецо
он бросал на сундук.
И во сне,
словно маленький мальчик,
тихо всхлипывал он —
ни детей, ни жены,
ни какой-нибудь плохонькой крыши.
Так и жил у сестры
От весны до весны
как бы свой человек,
как бы лишний.
А порою во сне
он кого-то крушил
и, хрипя,
в матерщину срывался.
Знать, германцев в Галиции
Газом душил.
Знать, с антоновцем
в рубке сшибался.
Может, был он герой.
А быть может, и нет.
Но при нём
был всегда крест нательный…
дядя Митя —
из детства приветливый свет
из его февралей и апрелей…

В том доме
жили прямо,
жили чисто.
И я впервые
слышал в нём тогда
историю
о графе Монте-Кристо
и о Втором
пришествии Христа…
Скрипя пером,
я здесь писать учился
среди простых людей —
своей родни.
Здесь русский дух
впервые мне открылся
в сиротские
мальчишеские дни.

Я советский, как есть, наяву и во сне.
И меня тут не переиначить.
Я родился в рабоче-крестьянской стране
И воспитан на слове «товарищ».
Рвать у жизни своё никогда не спешил —
Всё равно всё в Господних пределах…
Не российский, а русский по духу души,
Православный по вере и делу…