Ирина Борисова: Одинокое место Америка. Роман в новеллах

Иногда она удивлялась, как это все могло с нею случиться, гадая, было ли это подсознательным желанием самозащиты, потому что напряжение, вызванное всеми этими действительными и мнимыми страхами, становилось иногда так велико, что требовался хоть какой-то отдых. Очень скоро, однако, она начала беспокоиться и думать, что раз привычка писать по email стала такой серьезной и сильной, требовалось уже что-то предпринимать, чтобы от нее избавиться.

Что до человека, с которым она переписывалась, то после нескольких месяцев переписки он не стал для нее ближе, чем в первый день электронного знакомства. Очень скоро она поняла, что его открытость и простота вовсе не значили того, что они значили бы в России, что теплые искренние слова настоящей симпатии, которых она, может быть, ждала, не будут сказаны, и не потому что он глуп или черств, а потому, что он не способен понять того ощущения привычной неопределенности, жизни на вокзале перед отправлением поезда, которое они все испытывают в России. Он был преуспевающим бизнесменом, ценил роскошь, хорошие рестораны и отели, знакомства с известными людьми, путешествия – он с воодушевлением рассказывал об их с женой путешествии в Россию на Восточном экспрессе в костюмах 20-х годов. Она не знала, понравилось ли бы ей все это или нет, она никогда не испытывала ничего подобного, но ей казалось, что, и испытав, она не приняла бы это слишком всерьез. Каждый раз, получая его послания, она чувствовала легкий укол неудовлетворения, потому что все написанное ею было понято не так, как она хотела. Она все более убеждалась, что пишет скорее для себя, она думала, что просто по-дурацки втянулась, и что с этим пора кончать.

Однако она ощущала, что ее день был пуст (хотя на самом деле он был полон событий), когда она не получала письма по email и не имела возможности отвечать. Она думала, как же избавиться от этого наваждения, когда ее американец неожиданно сообщил ей, что он должен будет по делам приехать в Россию и что они встретятся.

Он оказался человеком с дружелюбной улыбкой, с любопытством смотрел по сторонам, их встреча прошла в суете, но когда они, наконец, сели друг против друга и начали разговор, то делали паузы, вспоминая, не писали ли они уже об этом по еmail. Потом они привыкли друг к другу, и, казалось, их личное знакомство не имело ничего общего с их перепиской. Она водила его по театрам и ресторанам, они говорили, и опять он внимательно слушал, когда она описывала свою реальность, но гораздо более он воодушевлялся, делясь своими сокровенными мыслями о самоусовершенствовании перед лицом Бога, заботой о перенаселенности мира, планами и перспективами бизнеса. И она тоже слушала все это, думая, что отнимает время от собственных неотложных дел, раздражалась, считала дни до его отъезда, понимала, что ей не хватает чего-то необходимого, но никак не могла понять чего именно.

Но, проводив его в аэропорт, она поняла, чего ей не хватало. Это была невозможность переписываться с ним по еmail во время его визита. Проводив его, она была рада, что он скоро вернется домой, займет соответствующее место у компьютера, и что можно будет, наконец, снова писать ему письма.

И поняв это, она знала, что ей дальше делать. Дома она решительно выключила модем, вышла на улицу, села в машину, поехала к своему другу и, войдя в его квартиру, немедленно протянула ему модем, попросила спрятать его на несколько дней и подольше ей не возвращать, что бы она в эти дни ни говорила, и как бы его ни упрашивала.

Его звали Фрэнк, я переводила его письма. Он писал их маленькой девушке с низким голосом, хотя он и не мог знать, каков ее голос, потому что она не говорила по-английски, а он не хотел звонить с переводчиком, считая, что разговаривать по телефону втроем будет неловко.

Его письма были искренними и милыми. Они соответствовали его имени. Он тщательнейшим образом выбирал девушку, которой станет писать, но, выбрав, безоговорочно решил, что отныне она будет единственным человеком, которому он все про себя расскажет. Но был еще один человек: я переводила его письма и тоже все о нем знала.

Меня тронули его письма. Я переводила, что работая в одиночестве в саду по выходным, он ощущал собственную неприкаянность. Я знала, что его единственный друг был далеко. Я знала и историю его неудачного брака, знала про его бывшую жену, которая не хотела в молодости иметь детей, потому что у нее у самой была злая мачеха, а потом, поняв свою ошибку, подарила всю невостребованную нежность племянникам. Он писал, что сам не возражал бы против детей в новом браке, но мог бы обойтись и без них, он предоставлял решать этот вопрос человеку, который должен был стать для него важнее всех, – девушке, которой писал.