Евгений Арсюхин: Медуза. Роман

Смелость и озорство, правда, несколько растворились при виде массивных дверей Группы, в них вливались люди с блеклыми лицами, на которых запечатлены были страдания и муки. Вот молодая женщина стоит у турникета, ищет пропуск. Вроде как все при ней. Длинные ноги, высокие туфли, тонкие колготки, элегантный плащ, макияж, некоторый перебор парфюма, что простительно ранним утром. У нее в руках ключи от машины. Она пытается этой рукой искать пропуск, в другой держит айфон:

– Нет, ты подумай, какая сволочь… Меня это не устраивает!.. Я так и сказала, да – будешь грабли свои распускать – женушка твоя кровавыми слезами заплачет.

Паша смотрел на ее лицо, и не видел в нем ничего, ужаса и страха. Это странно, но это потому, что она поставила ад впереди себя, потому что допустила ад внутрь себя, думал Паша. Нравится ли ей эта работа? Конечно, перед подружками бахвалится – госслужба, все дела. Но на самом деле – нет. От госслужбы ей нужны понты, и гаишнику корочку показывать. А если идти на нее с высоко поднятой головой.. Паша расправил плечи. Смелость и озорство не вернулись, но порыв остался.

Порыву оставалось жить минут 10. В комнату ворвался Арон Ашотович, управление внутренней безопасности

– Корсаков, вы ездили в командировку в Орел?

– Да.

– Вы почему ночевали не там, где все?

– Ну, так получилось.

– Пойдемте поговорим.

В небольшом кабинете Арона Ашотовича было сумеречно, на столе стояли пирамидки из Египта, на стене висели африканские маски.

– Вы должны понимать, что вы чиновник. Ваше отсутствие в делегации могли расценить как попытку наладить контакты с противной стороной. То есть попытку подкупа вас. Или, что хуже, вашу попытку получить взятку у неустановленного круга лиц.

Паша сначала что-то пытался объяснять. Но объяснить ничего было нельзя. Потому что невозможно объяснить тот шок, который его накрыл – ну хотя бы потому, что и не шок это вовсе, а так. Сопли. Что невозможно Люду сюда приплести – а без нее никак, не сложится пасьянс. Ту девочку-официантку, кстати, как ее звали? Алена, кажется. Нашлась только часть правды, которая годилась для вынесения на люди, и Паша ее вынес:

– Хотел посмотреть Орел. Изучить, так сказать, место будущих побед.

Арон Ашотович понял, что перед ним романтик, вздохнул. С точки зрения Арона Ашотовича, все города были говном. Москва тоже была говном, но тут хотя бы платили. Смотреть на Орел так же глупо, как смотреть на Иркутск. В Париже можно ни на что не смотреть, а просто дышать, это Париж, детка, ну а Орел, это не та птица, чего уж там. Арон Ашотович понимал, что главное в жизни – это нужные люди, а на улицах Орла или Иркутска люди ненужные. Нужные люди были там, откуда Паша сбежал, даже официантка, про которую ему так и не рассказали, была бы признана отчасти нужным человеком. И, поругивая Пашу, старый номенклатурщик старался на самом деле не про взятку выяснить – да какая тут взятка, посмотрите на этого телка нелизанного, а уму-разуму немного научить. С другой стороны, чем черт не шутит. Занесут ему взятку, пусть плевую, а он даже не знает, с кем делиться. Но про такое не расскажешь просто так. Это надо, чтобы занесли, чтобы руки пашины уже были бы вымазаны, и тогда, играя на его причастности к делу, можно научить правильным кабинетам и темным коридорам Группы. Все это бегло и нехотя обдумывал Арон Ашотович, вслух бубня обычные для такого случая мантры.

Событие несколько подкосило пашин дух, но, когда он вернулся в комнату и увидел кислые рожи сослуживцев, дух по принципу противоречия воспрял. А тут как раз из Орла позвонили, Галина Викторовна, на этот раз никакого металла в голосе, курлычет в трубку:

– Павел? – бархатный голос бальзаковской женщины, – Очень приятно. Как у вас погода?

Так в разговорах о погоде проходят бесцельно дни, думал Паша. Но о погоде рассказал. Занзибар, Занзибар.

– Мы провели утренник, все хорошо, предварительные материалы посылаем.

Сленг – самое сложное в любой профессии. На самом деле, в профессиях, как правило, вообще ничего нет сложного. Надо только освоить птичий язык, на котором говорят носители профессии. Так журналист идет рубить хвост, и несведущие думают, надо же, какой хвост? А журналист механически отрубает буквы, которые не влезли в отведенное в газете место. К черту детали. Паша не знал про хвост, но хуже, что он не знал и про утренник, не спросил.

– Вам уже завели корпоративную почту?

Конечно, завели, тут это быстро.

– Присылаю. Ну а вы там приведите к формуляру и согласуйте.