Арьен Новак: Стать дельфином

Последующее рождение дочери совершенно изменило и жизнь Арман, и ее саму. Все искушения, удовольствия, игры и «безумства» ее прежней жизни вдруг стали несущественны, и уже через год после появления на свет Майи слились в воспоминаниях Арман в сплошную белесую пелену с размытыми фигурами и слабо узнаваемыми лицами. Все ее существо превратилось в сплошную энергию Заботы, Любви, Трепетности и Проницательности, которыми она окутала свое крохотное создание, стремясь защитить его от всех напастей.

Майя росла быстро и радостно. Она болела очень редко – во многом благодаря врожденному здоровью, но и не в последнюю очередь стараниями матери. Следуя усвоенному опыту своих родителей, Арман рано стала вывозить дочку «на воды и моря», ходила с ней на уроки большого тенниса, сопровождала дочь на велосипедных прогулках и отважно балансировала на лыжах, скейтборде и роликовых коньках. Подобная активность не всегда благодарно воспринималась ее спиной – в такие дни Арман глотала болеутоляющее вместе с противовоспалительным, отлеживалась, а через пару дней вновь дерзала на пару с дочерью.

Жизнь Арман побежала все быстрее и быстрее, и к моменту, когда ей исполнилось тридцать пять, она уже была менеджером, владелицей собственной небольшой компании, вполне преуспевающей дамой… И все же… Все же она порой чувствовала себя неуютно среди таких деловых, активных, полных напора и энергии людей. Она с тоской вспоминала то время, когда была свободна, независима от бизнеса, денег и связанных с ними отношений. Когда она могла не думать о том, как удержаться на плаву, не испытывать постоянного беспокойства за будущее своего дела и своей семьи – которая ко времени, о котором мы рассказываем, состояла из ее дочери и родителей. Мужчины входили в ее жизнь, но надолго она их не задерживала. Так было проще, как она объясняла самой себе и близким.

Теперь большую часть времени Арман проводила в разъездах, встречах, разговорах, которых было немало. Аэропорты, лица, офисы, салоны самолетов и такси мелькали, словно игрушечные лошадки на аттракционе карусель. У нее был специальный чемодан для путешествий, в котором всегда был набор всего необходимого в поездке. Он стоял в гардеробной, и обновлялся регулярно такими мелочами, как набор для ухода за ртом, косметикой, линзами для глаз, шелковыми чулками и хлопчатобумажными и шерстяными носками, антибактериальными салфетками и носовыми платочками. Неизменными в нем оставались зарядные устройства для всех средств связи. Каждый новый чемодан наследовал от своего предшественника кодовое имя «Ролли». «Мы с Ролли отчаливаем», – объявляла Арман дочери и родителям покидая в очередной раз свой дом ради очередной деловой поездки куда-нибудь в Прагу, Париж, Стокгольм или Милан. «Как там Ролли?», – интересовались родные в разговоре с Арман, когда она выходила на связь из гостиницы или со смотровой площадки какой-нибудь достопримечательности где-то там, далеко от них.

Эта круговерть удерживала Арман слишком прочно, чтобы она могла позволить себе потерять голову и увлечься кем-нибудь серьезно. Любая слишком серьезная связь грозила превратиться в представлении Арман в толстый канат, накрепко привязывающий ее к тяжелому якорю, который, вполне возможно, будет брошен совсем не тех водах, о которых она мечтала. Она боялась этого и потому все ее непродолжительные романтические связи начинались с обоюдной договоренности о правилах и заканчивались в ранее оговоренные сроки. Прямо как в контрактах, которые она регулярно подписывала со своими деловыми партнерами.

А пока Арман летала и ездила по миру, воспитанием ее дочери отважно занимались родители Арман. В ее отсутствие, они водили Майю во все школы, коих было немало: общеобразовательная, музыкальная, художественная; на занятия спортом; в театры и на концерты. В общем, воспитание внучки позволяло им не отставать от времени и вести вполне светский образ жизни.

В одну из особенно морозных и снежных зим им довелось пройти через стрессы весьма занятного характера: Майя, которой тогда исполнилось всего пять лет, так увлеклась музыкой и фортепиано, что требовала, чтобы ее отводили в музыкальную школу в любую погоду. Даже в сильный буран. Бабушке и дедушке приходилось соглашаться с ребенком, и трижды в неделю они снаряжали малышку в поход так, словно она отправлялась в экспедицию с Амундсеном на Северный Полюс. Процесс сопровождался бабушкиными бормотаниями «Ойбаааай! Осындай боранда мынау бала кайда кетет???» (что в переводе значило «Ой-ё-ёёй! И куда этот ребенок идет в такой буран???»), и происходил мучительно для Майи: на нее одевали теплое хлопчатобумажное белье с ворсом, которое бабушка сшила сама из комплекта нижнего белья для шахтеров, полагавшегося дедушке до его выхода на пенсию. Затем на это утепленное белье надевался шерстяной свитер и штаны на пуху. Завершалось все это одеванием пуховой куртки, которая застегивалась снизу до верху, а вокруг шеи наматывался и закреплялся чуть ли не корабельным узлом теплый шерстяной шарф, само-собой разумеется, связанный заботливыми руками бабушки. Когда на голову Майи водружалась шапка-ушанка на овечьем меху, малышка превращалась в персонаж под названием «Нил Армстронг в скафандре»: она не могла повернуть головы, руки ее безвольно повисали под углом семьдесят пять градусов к телу, опираясь на толстую прокладку из всех слоев одежды, а каждое движение превращалось в сложный процесс по переставлению ног, обутых в толстые войлочные валенки, и основная задача была по-настоящему сложная: сохранить равновесие. Прибавьте к этой амуниции толстые варежки, связанные все той же любящей бабушкой и протянутые на длинной бельевой резинке сквозь рукава пуховика (чтобы не потерялись), – и картина будет завершенной.