Александр Басов: Союз Верных. Энгельбрук. из цикла «Потускневшая жемчужина»

– Что именно?

– Мне это показалось несущественным, – Ладвиг, вспоминая, нахмурился, – что-то про берега.

– А нельзя ли подробнее, – стражник явно заинтересовался.

– Подробнее… Он надеялся… что я выберу правильный путь… и неизвестно… на какой берег… он меня выведет. Кажется, так.

Пока Виланд слушал воспоминания сержанта, на его губах несколько раз мелькнула улыбка.

– Скажи, Ладвиг, я так понимаю, что ты не местный? Как давно ты живёшь в Энгельбруке?

– Всего два длинных сезона.

– Ясно. Когда Олдрик произносил напутствие, он, случайно, не смотрел при этом в окно?

– Смотрел. А как вы догадались?

– Понимаешь, Ладвиг, «про берега», это своего рода местная присказка. Когда прямо через город протекает река, всегда возникают подобные поговорки. Представь, что ты стоишь на том же месте, что и Олдрик и смотришь в окно. Что ты там увидишь, на другом берегу реки?

– Ангельский Мост, – не задумываясь, ответил сержант.

– Вот тебе и подсказка.

– Получается, советник намекал на то, что к убийству причастен кто-нибудь из герцогской свиты?

– Может, он и не убийства имел в виду. Я лично не поверю, что у демона с дворцом есть что-то общее. Речь могла идти о контрабанде золота. Ратман Олдрик наверняка знал имя того, кто вас подслушивал. Это тоже должен быть человек, не являющийся уроженцем Энгельбрука. Когда он будет передавать своим хозяевам подслушанный разговор, то едва ли обратит внимание на последнюю фразу.

– Тогда мне сильно повезло с помощником! – Обрадовался сержант.

– Будет тебе, Ладвиг. Начальство тоже меня хвалило. До поры до времени. Кстати, мы уже пришли.

Стоявшее на отшибе здание в районе Речных ворот Энгельбрука было резиденцией палача, или ночного мастера, как его называли в городе. По сути дела он был таким же служащим Магистрата, как и другие чиновники, но его обязанности имели довольно специфический характер. Помимо прямых своих функций, связанных с пытками и умерщвлением людей, а также приговорённых к смерти животных, палач руководил чисткой выгребных ям и сточных канав. Для этих работ городская стража сгоняла в его ведомство всех бродяг и нищих, попавшихся при облавах и не способных доказать своё право на сбор подаяния.

Надо ли говорить о том, что попрошайки как огня боялись попасть в такие команды золотарей. Трудиться приходилось ночами по колено в нечистотах за кусок хлеба и миску жидкого супа два раза в день, если конечно оставались силы, чтобы всё это проглотить. Ещё ночной мастер заведовал мертвецкой, где на время следствия хранились неопознанные тела. Под его же руководством происходило их погребение на специально отведённом для этого кладбище.

Палача в городе побаивались. Человек, имевший законное право отнимать жизни у других людей, вызывал в обитателях Энгельбрука суеверный ужас. Никто не рисковал приблизиться к нему на улице, не говоря уж о том, чтобы коснуться, пусть даже случайно, края его одежды. Человек, подвергнутый ночным мастером пытке, даже если он потом был оправдан судом, долгое время считался «нечистым» даже своими родственниками. Он мог обрести свой прежний статус только после того, как проводил декаду, или более в монастыре, целыми днями молясь и соблюдая строгий пост.

Магистратом был введён специальный головной убор, всегда закрывавший верхнюю часть лица палача и короткий чёрно-красный плащ, чтобы отличить его от остальных граждан. Ночному мастеру было запрещено самостоятельно делать покупки на рынке, чтобы не вызывать паники среди покупателей и не создавать тем самым давки. В праздничные дни палач обязан был находиться дома, дабы не смущать своим видом покой отдыхающих горожан. Рассказывают, что один ночной мастер, совсем недавно вступивший в свою должность и не слишком хорошо знавший её особенности, как-то перешёл дорогу свадебному кортежу. Разъярённые друзья жениха гнались за ним до самого его дома, выворачивая по пути из мостовой булыжники и бросая ими в незадачливого палача. Причём камни, достигшие своей цели, никто из нападавших повторно использовать так и не решился. Настолько прочны были суеверия, глубоко пустившие свои корни в сознании простых горожан.

Виланд взялся за тяжёлое кольцо на двери ведомства ночного мастера и постучал. На поверхности двери откинулась часть сложного орнамента, открывая небольшое оконце, откуда что-то негромко спросили. Ладвиг был занят тем, что высматривал среди прохожих знакомых, которым пришлось бы потом объяснять, по какой надобности он пришёл в этот дом. Именно поэтому он и не слышал, что же ответил стражник. Дверь распахнулась ровно настолько, чтобы они успели зайти внутрь, и сразу же стала закрываться. Судя по одеянию, им открыл один из могильщиков, их серые балахоны нельзя было перепутать ни с чем другим. Другой могильщик, согнувшись в три погибели и прихрамывая, нёс большой ворох тряпок, в которых сержант узнал погребальные саваны. Зрелище было не самым радостным и, поспешно отвернувшись, Ладвиг принялся созерцать разных размеров заступы, выстроившиеся в ряд вдоль стены. Виланд перекинулся несколькими словами с открывавшим дверь могильщиком и двинулся к двери в глубине помещения, кивком головы предложив сержанту идти следом.