Любовь Кукушка: Английские ботиночки

Вымыть тщательно трёхлитровую банку. На дно банки кладём хорошо вымытые лист хрена, три листа чёрной смородины, три листа вишни, три стебля укропа с зонтиками. Головку чеснока разобрать на дольки, порезать все дольки – и в банку. Шкурку можно не снимать с чеснока. Туда же закладываем тщательно вымытые, без повреждений и гнили, свежие, крепкие огурцы. Засыпаем в банку три столовых ложки с горкой крупной соли. Банку взбалтываем, чтобы соль равномерно распределилась в воде, и ставим банку на три-четыре дня под стол на брожение, прикрыв сверху бумагой или неплотной крышкой. Через 3–4 дня снимаем сверху банки пену, надеваем крышку с дырками и сливаем рассол в эмалированную кастрюлю. Кипятим, заливаем этот кипяток в банку с огурцами и закручиваем жестяной крышкой. Если банка не полностью наполнилась рассолом – доливаем банку доверху простым кипятком. Остывшую банку убрать обязательно в холод.

Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Хорошо сказано, правда?

Главное, что в самую суть. Умный человек придумал. Или по крайней мере жизнь проживший. Перебрал в голове прожитые годы, как ящик старых писем, да и понял, куда все реки текут. А куда? В море. В море любви. Вся неприкаянная любовь там собрана. Целое море любви. Реки любви наполняются, переполняются, разливаются, а потом устремляются и исчезают в том самом море любви.

Они так и жили – мать и дочь. Только мать выбрала вторую половину поговорки, а дочь жила в полном соответствии с первой. И уже в самом конце своей довольно длинной жизни мать, жалея о многом не случившемся с нею, неожиданно и невольно раскрыла дочери свою большую, запрятанную на самое дно своей женской сущности тайну.

Она (мать) была неудачница. Говорят, что одни рождаются, чтобы радоваться, другие – чтобы мучиться. Похоже, что она родилась страдать от постоянного несоответствия желаемого и действительного. Хотя, если разобраться, сама же желала одно – и сама же городила другое. Вот и получалось несоответствие.

При рождении дали ей какое-то претенциозное, громоздкое имя Ираида – и громыхала она с ним по жизни весь свой отпущенный срок, спотыкаясь и цепляя все углы и колдобины.

Началось с того, что она никак не желала родиться. Родительница её мучилась уже сутки, а она всё не выходила на свет божий. Видно, чувствовала, что намается она там. Вот и не спешила – не в пример некоторым, которые вылетают, как снаряд из пушки. И чего? В конце концов решили её выдавить из уютного, тёплого материнского лона. Два здоровых санитара скрутили в тугой жгут простыню, встали с боков роженицы, положили ей жгут под грудь – и под руководством врача стали давить на живот этим жгутом, постепенно выдавливая упрямого ребёнка. Выдавили. И отправилась Ираида в свой жизненный поход, осторожничая и подвергая всё сомнению согласно советам любезного ей философа Карла Маркса.

Себя она помнила с пяти лет, с того самого холодного ноябрьского дня. Ида стояла около своего дома и ждала подружку – соседку Соню. Она была радостная – мама ей купила такую обнову! Пушистую, связанную из кроличьего пуха шапочку, такой же шарфик и варежки. Ей не терпелось всё это богатство продемонстрировать своей подружке. Вдруг подошла какая-то женщина и ласково сказала:

– Деточка, хочешь большую красивую куклу?

– Хочу!

– Тогда пошли со мной, и я тебе подарю её. – Ида доверчиво протянула руку, незнакомка крепко взяла её, и они пошагали за куклой.

Шли, шли и пришли в городской общественный туалет.

– Фу, где куколка живёт, – удивилась Ида, брезгливо-удивлённо оглядываясь по сторонам.

– Куколке холодно, давай я возьму твою шапочку, шарфик и варежки, одену куколку как надо, чтоб она не мёрзла, и принесу её тебе.

Ида доверчиво всё отдала (кто ж устоит перед таким тонким психологическим подходом – куколка замерзает) и стала ждать тётю.

Ждала долго, сама уже замёрзла, а тёти с куколкой всё не было. Уже на улице темнеть стало, в сердце закрался необъяснимый ужас от такого долгого отсутствия тёти – что там с ними случилось; потекла робкая слеза, за ней – другая, и горе наконец прорвалось наружу.

– Ты что деточка плачешь? – Перед Идой стояла уже другая тётя. Спрашивала не ласково, требовательно.

Ида испугалась, но настойчивая строгая тётя всё из неё вытянула, поняла, сняла с себя тёплый шарф, повязала ей на голову и куда-то повела. «Опять куда-то идём», – думала печальная, замёрзшая Ида, но сил сопротивляться всем этим непонятным, с трагическим оттенком обстоятельствам у неё уже не было.