Любовь Кукушка: Английские ботиночки

А на следующее лето Маша неожиданно побледнела, похудела, стала реже появляться. Прошёл слух, что она серьёзно заболела, перенесла сложную операцию. Как-то они встретились с Инной на дороге. Инна ходила за привозным молоком. (Не совсем за молоком.) Она очень нравилась молодому шофёру этого молоковоза, и он всегда ей подмигивал – не спеши, жди до конца. А потом, когда все покупатели уже отоварились и в цистерне оставалось на дне, он сдавал задними колёсами назад под наклон в канаву, и молочница сливала Инне остатки – целый бидон одних чистых сливок. Потом какими-то непостижимыми путями эта история дошла до мужа Инны, и он запретил ей ходить за молоком под предлогом, что опасно пить нестерилизованное, и сам стал из Москвы возить пакеты с молоком.

Так вот, когда Инна шла с бидоном сливок домой, она повстречалась с Машей. Та улыбалась и сказала, что ждёт мужа, он сейчас приедет с машиной вагонки.

– Вы что-то строить собрались? – спросила удивлённая Инна.

– Да, он говорит, что хочет меня удивить, – будет переделывать спальню. Обои надоели, сейчас в моде отделка вагонкой. Хочет за это лето обить всю спальню. Для меня всё старается, обновляет гнёздышко, – засмеялась Мария.

«Для тебя ли?» – подумала Инна, глядя на бледное, болезненное лицо Маши.

Всё лето со второго этажа дома Медведевых доносился грохот, стук молотка и звук пилы. Сказано – сделано. Спальня засияла новым обликом. Он там поменял не только стены, но и всё остальное. Стало современно, легко, красиво. Видно было – от души старался. Не пожалел ни сил, ни денег. И лестницу наконец-то сделал нормальную. Смотреть Инна не пошла категорически – тогда Машка на словах всё описала, не удержалась.

Лето кончалось, но деньки были тёплые, погожие. Инна гуляла сзади дач в сосновом бору. Сосны источали чудесный целебный запах хвои, под ногою хрустели старые пожухлые иголки, перемешанные с мелкими сосновыми шишками (на растопку хороши). Впереди бежал жизнерадостный сын, периодически падая и зарываясь в иголки. Солнце светило напоследок щедро и жарко.

Вдруг Инна с удивлением увидела идущую к ней Марию. Её это удивило – ведь той не больно позволялось выходить за территорию дачи. «Ну сейчас начнёт хвалиться своей новой спальней», – подумала Инна. И опередила её, сказав:

– Опять медовый месяц намечается?

Но Маша не улыбалась. Чуть запыхавшись от быстрого шага (видно, спешила, чтоб не заметили её отсутствия), она сказала, глядя внимательно Инне в лицо своими близорукими глазами:

– А у меня всё рухнуло. Я никому уже не нужна – ни мужу, ни сыну. А спальню он не для меня отделывал. У него любовница – вот для неё и старался. А мне, наверное, уже мало осталось жить. Видишь, какие у меня запавшие глаза. Это признак конца.

Инна растерялась от всего услышанного, от такого неожиданного выплеска горя и отчаяния. Она попыталась утешить её, но Маша не слышала, она была глубоко в себе. Вдруг она сказала:

– Инна, только тебе говорю: я проклинаю его с его спальней, со всем их домом. На что я позарилась? Чему дура радовалась!

Маша ушла так же быстро и неожиданно, как и пришла. Видно, боялась любезных родственников. Инна стояла ошеломлённая. Это потрясение от всего услышанного долго ещё будет бередить её душу, пожалуй всю жизнь.

Через месяц Маши не стало. Печальная весть прошелестела по садовому товариществу, как ветер – жёлтой увядающей листвой.

А ещё через месяц, в конце октября, свёкор один поехал навестить дачу, разжёг печку, включил отопительные приборы, а сам выпил маленько (он что-то стал грустить) и пошёл по посёлку новости собирать. Пока ходил, в доме случился пожар – то ли от трубы проржавевшей, то ли от замкнувшей электропроводки. Говорили, что дом загорелся сверху и очень быстро потом вспыхнул весь. Обезумевший от происшедшего свёкор успел вбежать в горящий дом и схватить пиджак с документами. Сам сильно обгорел.

Весной старший Медведев подошёл к забору и стал рассказывать подробности случившегося с ним осенью несчастья. Он сильно постарел и, судя по всему, стал хорошо прикладываться к бутылке. Инна вполуха слушала причитания старика, ей было жаль Марию с её несостоявшимся мещанским счастьем. Тот всё говорил, говорил, показывая обгоревшие в шрамах руки и тряся обожжённой головой с остатками седых волос. А она молча смотрела на пепелище и думала: «Я-то знаю, кто вам дом с новой спальней сжёг…».

А в память о Маше у Инны остался изумительный рецепт засолки огурцов. Маша написала его Инне в своё последнее лето. Этот рецепт перешёл к ней от бабушки. Инна приколола к стене на дачной кухне тот самый листок, что принесла тогда Маша, когда узнала, что у Инны не получаются солёные огурцы. Так он и висит уже столько лет. Огурцы-то действительно получаются отменные.