Лана Аллина: Вихреворот сновидений

Да уж… Веселенькая у нее компания…

Тут Вере вспомнился позавчерашний вечер, шеф Аршакович… но сегодня воспоминания о подробностях их приключения были остро неприятны.

А может быть, то приключенье в кабинете тоже было сновиденьем?

Если б так!

И эскапада эта ей нужна? Вот бес попутал!

Как жаль – она не Natalie …

Вера гадливо поморщилась, потом покосилась на отвернувшегося к стене Валерку. Ему-то совсем ни к чему знать о… интересно, а как это их приключение будет по-итальянски? Una scopata ? [82] Секс. (эвфемизм, итал .). Нет, это как-то слишком грубо и не совсем прилично, хотя, надо сказать, по-итальянски звучит все-таки мягче… Una scappatella[83] Эскапада, поход «налево» ( итал .). – вот так, точно! Да уж, куда как хорошо – то есть, нет, конечно, ничего хорошего, не то слово, но ведь гораздо удобнее, когда нет никаких обязательств – и, разумеется, никаких нежных чувств… Ох, стыдно!

Ну и ладно, успокаивала она себя, в конце-то концов, все это несерьезно. Почему ее непременно должны мучить угрызения совести? Ведь всякое может случиться в жизни, и адюльтер тоже. Главное – она совершенно точно не влюблена в своего шефа, а если так… то кому от этого будет плохо? Душа, а не тело – вот где на самом деле сохраняется верность. И потом что, мужикам все-все можно, а ей – нет? А любовник он… просто с ума сойти какой: им обоим было так потрясающе хорошо! Но больше она не станет… – чего-чего, а такого с ней никогда еще не случалось.

Потом взгляд случайно упал на стоящие на серванте часы – она так и подскочила. Через полчаса нужно во что бы то ни стало вылететь на работу.

Не было для нее ничего хуже выхода из дома. Это стало сущим мучением – и совершенно непонятно, почему.

Вот вроде бы и встала более или менее вовремя, и собралась, совсем уже приготовилась… но по неведомой причине каждый раз находилось десятка полтора дел где-то за час до выхода из дома. А потом, когда она начинала собираться – стремительно, кубарем – разумеется, ничего не успевала. В самую последнюю минуту обязательно лопался ремешок на сумке или терялся любимый шарфик, а то вдруг возникало крохотное, одной ей заметное, но какое-то пакостное пятнышко на брюках. А еще могла запросто случиться – и, конечно же, вот она, тут как тут! – каверзная зацепка – и потекли колготки! А то внезапно она обнаруживала малю-ю-юсенькую, только ей одной заметную дырочку на джемпере… И конечно же, приходилось срочно искать, во что переодеться, и другую сумку, и в злобе выворачивать содержимое разрушенной сумки, совать туда кошелек, косметичку, ручки, книжку, флакончик духов, документы… Что-то еще? Ой, вот и это еще забыла!

Какая же она несобранная, безалаберная, каждый раз ругала она себя, вылетая, как на помеле, из квартиры на десять-пятнадцать минут позднее положенного срока. Интересно, что ей мешало сегодня – ну хоть на этот раз! – выйти вовремя? И ведь так каждый раз – одно и то же.

Небо скучно серело, нависая над ней всклокоченным рваным ватным одеялом. Утро мерзко хлюпало дождем – или снегом? – у нее под ногами, и ноги вмиг стали мокрыми. И ни разу не улыбнулось ей утро – интересно, оно что, вовсе не умеет улыбаться? А дождь со снегом поливал сверху из последних сил – тут уж никакой зонтик не поможет.

Ох, как надоела эта невеселая парочка – утро под руку с дождем! Моросящий с самого утра голодный дождь (а передавали – снег с дождем!) уже сожрал нападавший с вечера снег. Свинцово-серое небо еще больше нахмурилось, сцепило кустистые, как у советского генсека, брови, сжало обескровленные губы, и слезы ручьем лились из его глаз; только еще потяжелело оно, легло на землю, придавило всей тяжестью своего необъятного пуза идущих по улицам людей. Безнадежное небо. Нездоровый, даже больной был у него вид. Тоже мне – зима называется. Несчастный, нелепый – сиротский сегодня вид у дождя.

И настроение почти на нуле, на два-три выхлопа, но до работы доехать, пожалуй, хватит.

В понедельник Вера вошла в институт с боем часов – в десять ноль-ноль – и сразу отправилась к Аршаковичу. Шеф сидел в своем кабинете и что-то быстро писал.

– Вера, ну что, вы принесли, наконец, ваши рекомендации и прогноз по Берлингуэру?

Аршакович даже не поздоровался с ней, он произнес эти слова, не отрываясь от работы. Тон недовольный, кусачий. Ну и ладно, может, просто дописывает свой кусок, может, некогда? Хотя… А с другой стороны, наверно, это все и к лучшему. Что же он, делает вид, будто ничего не произошло, не знает, как себя вести с ней, хорошую мину при плохой игре изображает? Или он боится, что она на что-то претендовать станет?