Борис Георгиев: Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей

Только я повернулся разбудить жену, чтоб звякнула детям, как всем телом и прикушенным языком ощутил – приехали. Дурацкий ухаб. Кое-что никогда не меняется, три десятка лет тому, когда рейсовый пазик подбросило на этом самом ухабе, я тоже прикусил язык и выслушал, что водила думает про местные дороги. Раскатистая громоподобная брань, современному таксёру такое не под силу, кишка тонка. Занятный был водила, всё делал со вкусом, шумно. Со скрежетом остановил разболтанный сарай на колёсах; рявкнул на бабулек с торбами, чтоб спрыгивали быстрее, ворча потянулся к рычагу передней двери – интересная такая шарнирная штуковина, метра полтора поперёк салона – и дверь за бабульками захлопнул так, что тут бы пазику и конец пришёл, не будь тот привычным к подобным выходкам. Одно слово – шоферюга. Грубиян, а перед мостом остановился – пропустить встречного. Надо сказать балаболу, сам не догадается.

– Остановите, пожалуйста. – попросил я.

– Укачало?

Я обернулся. Лидка хорошо вздремнула, пробудилась от встряски, потягивалась, видно было – не вполне понимает, где находится.

Машина съехала на обочину, к развалинами остановочного павильончика.

– Нет, всё в порядке, – ответил я, уразумев, что таксёр опасается за чистоту салона. – Там мост. Узко, не разминуться, если встречный.

– А, вон вы о чём.

Он открыл дверь, вылез, выставив одну ногу на дорогу, и глянул поверх крыши своего шикарного драндулета. Я тоже решил выйти, размять ноги и осмотреться, раз уж всё равно остановились. Спросил: «Лид, не хочешь подышать? Отсюда реку видно, мост». Не стала выходить, снова надулась как мышь на крупу. А я огляделся. Шлагбаум убрали, мост не тронули. Всё такой же узкий.

– Зря остановились, нет никого. Вы говорили, от моста езды две минуты?

– Нам торопиться некуда, – сказал я.

– Как знаете, счётчик тикает.

Тихо как, подумал я.

Слышно было, как кто-то на том берегу тюкает топором. Заунывный зуд справа. «Кто-то идёт моторе от излучины к мосту. Голоса. У воды дальше слышно».

– Сорок минут от города, и вдруг такая глушь, – сказал таксёр. – Я бы тут с тоски окочурился. Чего здесь вечерами делать? Нету же ничего, жизни нету.

– Тут вся жизнь на реке.

Как бы в подтверждение моим словам зуд лодочного мотора прихлынул, голоса грянули хором песню. К мосту шёл моторный понтон, крытый полосатым тентом, на нём толпа гуляк орала нечто невразумительное a-cappella.

– Разве это жизнь? – спросил таксёр.

Я не нашёлся с ответом, махнул рукой: «Ладно, поехали», – и минут через пять мы были на другом берегу, у неперелазного тына с богатырскими автоматическими воротами.

– Сюда заезжать? – с большим сомнением осведомился таксёр. Видимо не смог совместить мой затрапезный вид с таким забором. На табличке «Монастырская, 17», вроде сюда. Ничего себе у Рахима дачка. Разумнее было бы проверить сначала, подойдёт ли к замку ключ, но я счёл за благо расплатиться и отпустить болтуна восвояси. Пусть думает что хочет, в другой раз, быть может, не станет судить о людях по одёжке. Выгружая наши баулы в придорожную траву, он пожаловался Лидке: «Разве это жизнь? Нежить», – и с этим уехал.

– О чём он? – спросила Лидка. – Кого нежить?

Я тоже не понял, к чему нелепая сентенция про жизнь и нежить, решил, что таким образом высказано было отношение к дачникам вообще и к голосистой понтонной компании в частности, но Лидке ответил:

– Кого он станет нежить – его личное дело. Я – тебя.

– Оставь, Илья. Хватит, поставь меня. Прямо на улице! Фу-уф. Ты уверен, что приехали куда надо?

Она отвлеклась – исправляла лёгкий беспорядок в одежде, а я, втихомолку радуясь, что с обидой лидкиной за моё самоуправство, кажется, покончено, разбирался с ключами. Брелок оставил в покое – опасаюсь всяких механизмов вроде автоматических ворот – искал на калитке пятачок, куда требовалось приложить чип-ключ. Нашёл, приложил, выслушав замочный писк, сказал: «Вот теперь я уверен, приехали», – и отворил калитку. Лидия вошла первой, вернее собиралась войти, пока я примеривался подхватить оба чемодана одной рукой, но что-то ей помешало.

– Что там?

Калитка полуоткрыта, Лидия наклонилась подобрать какую-то сложенную вдвое бумаженцию. Развернув сказала:

– В дверь сунули. Записка. А я думала, счёт за что-нибудь. Ну-ка…

Я хотел попросить её, чтоб не читала, очевидно же, что не нам адресовано, но она прочла вслух:

– Вернулся? Обживайся в аду.

– Что?! Ну-ка, дай.

Дурацкие шутки, подумал я. Кто-то тут невзлюбил Рахима. Детская выходка. От руки, но буквы печатные. Странно. Почему-то каждое слово с новой строки и с большой буквы.