Борис Георгиев: Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей

«К чёрту всякие байки, к водяному, к лешему и к помешанному на рыбной ловле лодочнику-хмурику», – решил я. Всерьёз взялся за вёсла.

– Мужчина! Ты накинь хотя бы! Чуешь меня?! Эй, ненормальный! – вопил с берега лодочник. Я решил не отвечать, пусть блажит.

– Накинь, а? – жалобно попросила Лидка, протянув синеватый полихлорвиниловый ком. Сама нахохлилась под зонтом, рюкзачок с драгоценными своими мелочами пристроила на коленях.

Плащ я не взял и ничего не ответил, грёб. Прихваченная тина висла на вёслах, с нею казались чуть не полтонны каждое, но мне не хотелось сдаваться. Ещё раз. Ещ… Ох ты, как будто не пускает кто-то, за лопасти хватает зелёными лапами. Ещё раз. Ещ…

– Лидка! – взмолился я. – Сними эту дрянь с лопат.

– Как?

– Ну как-как… Я сушу вёсла по одному, тебе только руку протянуть. Не бойся, ничего не будет. Что с тобой?

Жена глянула на меня с укором, не ответила. Я не без труда подвёл весло к борту – осторожно, чтоб не перевернуло нас кверху килем. Лидка несмело потянулась, коснулась пальцами пропитанного речной водою осклизлого мотка…

– Ах ты!

От неожиданности едва я не выпустил рукоять. Не моток водорослей, а чёрт знает что, лапа – не лапа, раздутое, белесое, с когтями. Ухватило, вцепилось. Я опомнился, налёг на весло, не дал вырвать из уключины. Лидка вопила, слов я не разобрал. Не до криков мне, на вёсла так нажимал – скорлупка в воде просела, вот-вот черпнёт. Борта трещали, так я навалился на сволочные эти деревяшки. Из воды лицо высунулось. Безглазое, трупное. «…онца!» услыхал я сквозь звон в ушах, и вдруг всё кончилось так же внезапно, как началось.

– Со второго тоже снять? – спросила жена моя, Лидия Владиславовна, брезгливо осматривая мокрые, с налипшей ряской, пальцы.

Лодка едва заметно покачивалась, освобождённые от водорослей лопасти поблёскивали, с них текло.

«Лида спокойна. Дьявольщина. Мне что же, почудилось?»

– Не надо со второго, – отозвался я. – Само очистилось.

– Может, всё-таки накинешь плащ?

Я не нашёл в себе сил отказать, без слов натащил на голову мутный капюшон, продел в рукава руки. Лодку между тем вынесло из протоки на открытую воду бортом вперёд. Я снова взялся за вёсла. Пластикатка трещала, как целый взвод сверчков. Грёб я и думал: что мы делаем? Мы, двое взрослых, прёмся вопреки здравому смыслу и советам знающих людей в дождь против течения. Каким чудом мы здесь оказались? Я – ладно, всегда был упрямцем. Но Лидка? Поначалу и слышать не хотела про Коропово, а теперь – извольте, выглядит довольной. Лидка, Лето моя. Глянувши на Лидку, поспешно отвёл взгляд. Чутьё на фальшь у неё – лучше не надо. Не в том ужас, что мерещится всякое, а в том, что Лидка чужой кажется, подменённой. Чепуха. Шестнадцать лет вместе. Почему мне странно, что мы вдвоём в лодке? Мы?.. Себе не ври хотя бы. Как я сюда попал, каким чудом? Рахим с его предложением, сборы, потом трепливый таксёр, дом-хоромы, мостки. Когда я почуял неладное? Чёрная собака – к раздору. Примета чуда. Причуда. Теки, река, реки, река… Об этом нельзя, брось. О том лучше, как мы с женой – именно «мы» и «с женой», понятно тебе?! – попали в чужой дом на берегу Донца. Раскрой оконце до самого донца… Фу, говорю. Фу! Нельзя. Лезет из прошлого всякая донная муть. «Утопла», – лодочник сказал. Утонула и утонула. Мир с нею.

Я старательно грёб против течения, размышляя над тем, как мы с Лидкой оказались в чужой доме на берегу реки.

Таксёр всю дорогу развлекал меня политическими рассуждениями, я помалкивал, чтобы трепло это нас не угробило в запале дискуссии, лишь изредка позволял себе вклеить междометие – осмотрительно, потому как очень скоро потерял нить и не хотел репликой «да-да, конечно!» подписаться под какой-нибудь гадостью. Таксисту не нужен был собеседник; кажется, и без слушателя легко обошёлся бы, политика лезла из него сама собою, лилась сквернословным потоком, как из ополоумевшего радио. Кажется, сам не понимал, что несёт. Впрочем, раз или два всё же извинился перед Лидкой за особенно крепкие выражения – почём зря. Спала она. Пока я забрасывал баулы в багажник, основательно устраивалась на заднем сиденье, точно не час езды нам, а десять. Всё ещё дулась на меня за то, что не сказал заранее куда везу, поставил перед фактом. «Коропово? Это где?» «Бывший Коробов хутор, село Задонецкое. Не слышала разве?» «Слышала. Туда не поеду» «Почему? Там река. Донец. Понимаешь, дом прямо на берегу. Красота! Надо ехать, я обещал» «Не хочу, и всё». Чем больше упиралась, тем больше я настаивал, пытался дознаться: «В чём дело? Почему? Чем тебе не нравится Коропово?» – и чем больше выспрашивал, тем больше она злилась. На меня или на себя – не знаю. Поехали из чистого упрямства, это надо отметить. Сам я тоже чуть было не отказался, когда Рахим поведал, где его дача распрекрасная – в Коропово, неподалёку от моста, Монастырская семнадцать. «Первая линия, старик! Прямо на берегу!» Меня как водой окатило, когда вспомнил ржавые колонны мостовых устоев, заросли осоки, ряску на тёмной воде озёр, но я подумал: «Вот новости. Столько лет прошло. Выходит, до сих пор мною вертят как хотят? Ну нет. Вообще интересно глянуть, как там всё теперь, да и Лидке отдохнуть надо от аквариумов, террариумов и серпентариумов – поближе к открытой природе. Коропово именно то, что нужно». Подумавши так, дал себя уломать, взял у Рахима ключи, выслушал наставления как что включать, щедро пересыпаемые славословиями в адрес несравненной дачи, где предстояло нам с Лидкой провести две недели. Рахима она невзлюбила с первого взгляда – лгун, мол, предатель. Многие так о нём говорят, но я его давно знаю. Ничего особенного, обыкновенный жулик, каких много. Сам понимаю, что охи, ахи и причмокивания, коими сопроводил дачный панегирик, неискренни, но копаться в этом не хочу. Кто другой пусть разбирается, где торгаш врёт просто по привычке, а где умышленно, с прицелом выгодно предать. Плевать мне. А Лидка вот даже слово «предательство» выговорить нормально не может, до того ей противно. Отчасти поэтому я и не сказал заранее ничего про рахимово предложение, а больше потому, что хотел сделать жене сюрприз. Две недели вдвоём у реки! Мальчишки пусть резвятся в спортивном лагере, им папа с мамой ни к чему, только мешали бы. Тёмка ещё туда-сюда, а Димка тут же и забыл про нас, погрузившись в автобус. Одному четырнадцать лет, другому пятнадцать – а какая огромная разница! Помнится, сам я… но у них теперь всё иначе, как они думают. «Братья-волчики» – так их обзывают. Ещё «ильичи» – по отчеству. Это я вижу огромную разницу, посторонние наших погодков принимают за близнецов. Лидка всё удивляется, в кого такие бандиты? Я-то знаю, а ей ни к чему. Жаль, не было у меня брата вроде Димки или Тёмки. Как раз в их возрасте… Ладно, дело прошлое. Не хватало им в такую же историю вляпаться. Как они? Позвонить? Нет, пусть Лидка.