Лева Воробейчик - Промысел осьминога

Мария, ты где, ты ли есть там или еще где-то кто-то есть, может ты, а может и нет? Ку-ку, но нет [тебя] тут, жаль. Хотя все, на самом-то деле до ужаса просто, выстраиваются в ассоциативный ряд, одно проистекает из другого, фокусник машет руками, хлопок, поглядите-ка, светит свет и Мария не подвешена на нитках, она парит: из мысли следует пешее путешествие, из которого и проистекает мой поиск. Все эти женщины, проходящие мимо, не становятся моей Марией, у них другие имена или совпадающие с моим, с моим сокровенным – две согласные, три гласных, цокание языком от холода и бесконечное сожаление (или облегчение бывалого садиста), что очередная женщина Марией не становится – укрепление в голове осознания, а существует ли она ВНЕ метафизики, реально ли найти Марию в человеке или сразу в нескольких. [Да, банально, она не пришла и попросила больше ее не беспокоить. Тупая сука] Выстраиваются пласты осознания и пласты поисков, наслаиваются друг на друга, пока ветер заставляет курить не так часто, а ее поиски наоборот – курить слишком часто, ибо ветер и поиск – вот два противника, но они сходятся в одном решении: курить нельзя бросить (запятую поставить в нужном месте). Ветер не спрашивает, должен бы спросить, должен стать литературным средством внутреннего психологизма, но не становится им, ведь я САМ спрашиваю у себя: «кто же ты, о Мария», – называю себя ветром, а тебя – именем, хотя имени у тебя нет. Ты выражаешься лишь через интертекст, заменой и подстановкой, ты – молчание, глупость, доверие, смирение, показывание эмоций на людях и когда хорошо. Хорошо – это с тобой? Хорошо-это без тебя? Придуманное, берущее начало от жарких латинян, объясняет это в лучшей степени чем все эти символы, все буквы; о, М-А-Р-И-Я, две согласных, три гласных; поиск и принятие, отвергание и непринятие, поиск жизни в литературе и переосмысление жизни в жизни; к чему слова, когда один шанс из ста не выстреливает, не срабатывает? Я ищу. Почти нашел однажды (удивительно-полюбившееся слово), буду впредь. Две согласных, три гласных, ветер – внутренний голос: искать нельзя останавливаться (искать кого? Разумеется, Марию).

Прежде, чем начать, я хрущу затекшими пальцами, протираю слипающиеся веки и открываю наугад две статьи, после чего пишу, мгновенно придумав, проследив две связи в вещах довольно странных и связи у которых окроме принадлежности к языку – нет. Осьминог и сицилиана.

Хорошо, что появилась в моей жизни Ира после всего этого… не знаю, как бы я раньше смог бы пережить.

..Осьминог обыкновенный ( лат . Octopus vulgaris), длина тела – 25 см, руки-щупальца – 90, но могут достигать и 120—130, весь тела – до 10 кг, рот его несет две мощные челюсти, напоминающие…

Иногда накатывает уныние. Ужасное, непреодолимое – кажется, что мир сосредатачивается в чем-то удивительно маленьком и глупом, как, например в женщине; почему-то зачастую всегда в женщине, а не в чем-то другом. Миры мои и чужие создаются в женщинах, в больших и маленьких, любимых и ненавистных – все вокруг этих женщин крутится и РАДИ них крутится [ave ira], порочно, словно круг – порочный круг, если быть точнее,

.. напоминающие клюв, в глотке находится терка, помогающая перетирать пищу. Он обладает восемью щупальцами, снабженными многочисленными присосками. У самцов одна из рук-щупальцев преобразовывается в совокупительный орган – гектокотиль …

,ужасно, невообразимо – совокупление на кончиках пальцев, если можно так выразиться. Забегаю вперед – у осьминога обыкновенного, у октопуса вульгариса, превосходное зрение и размножение на кончике пальцев – ему не нужно искать выдуманную Марию, даже выдуманного Марию-осьминога, ничего из этого ему не нужно, он лишь плавает, плавает, плавает, ничего кроме, а я, к слову, начинаю путаться во фразах статьи, в именах на букву «М», с которых начинается их так много и иногда словно бы ото сна отрываюсь и вздрыгиваю затекшей рукой или ногой.

Освободившись от сковывающих меня цепей, я подошел однажды к очередному человеку, чтобы спросить:

– Вы не видели Марию?

Но осекся, я не задал ему ничего из выдуманного, лишь улыбнулся, а он мне – не улыбнулся; я сделал вид, что ошибся человеком, он смерил меня недовольством. Это было после той затеянной игры, после того страшного раза, когда наряд полиции бежал по моим горячим следам, женщина грозила спине моей кулаком а та, которую я величал святым именем, обедала с другим. Ха-ха. Но самое смешное вот в чем: я мог бы спросить про Марию, но в этом не было никакого смысла – холод поднимался, Мария была придумана и в тепле, я знаю это и тогда знал, ибо моя Мария – наполовину человек, наполовину ящерица, она умирает на холоде и у нее дома всегда тепло и всегда есть чем бы таким заняться; вот я и не стал спрашивать. Потому что я в то, первое однажды (хотя это было вот-вот) бродил по улицам, договорился о встрече с Ней, а потом узнал, что она и не собиралась приходить; потом была встречена Ира в день тот же или следующий и понеслось, собственно, и закрутилось, и залп вдохновения в лицо мне и на лицо ей, и все такое прочее, и теперь Мария – лишь присказка, наверное, но две темы для написания книги уже выбраны, их нужно изучить, ведь и путешествия и, о Боже, поиск Марии – как же это благодатно, главное Ирке сути не знать!

Читать дальше