Елена Сигал: Капли дождя на солнечном снегу. Повесть

Даша будто не заметила реакции Матвея, весело присела к столу и, отхлебнув глоток кофе, зажмурилась от удовольствия:

– Как в лучших домах! Где Вы так научились варить кофе?

– Это одна замечательная женщина меня научила. Она была… как моя бабушка. Она умерла.

– Простите, Матвей… А кофе чудесный!

За глаза её все называли барыней. Гордая осанка, высокая причёска, всегда ухоженная до лоска – она и была похожа на барыню из девятнадцатого века.

Когда Анна Ивановна впервые узнала, как её называют в школе, она хохотала до слёз. Отсмеявшись, смахнув слёзы, она топнула ногой и весело заявила:

– А что? Барыня! Ведь, как есть – БАРЫНЯ!

Она умерла быстро и спокойно, во сне. Просто заснула и больше не проснулась. Готовилась ко сну, будто знала, что уходит: навела порядок, вымыла пол. Надела чистую сорочку, повесила на стул чёрное платье, положила на стол копию завещания.

Матвей запомнил тот последний день перед смертью Анны Ивановны, и последний с нею разговор:

– Ты, Матвей, живи так, чтобы не держать обиды на людей. Учись прощать сразу и бесповоротно. Ты не знаешь, какой тебе отпущен срок. Ты ответствен не только за свою жизнь, но и за уход из жизни.

Почему одни уходят быстро, а другие мучаются сами и мучают близких людей, вынужденных ухаживать за тяжелобольным? Не отпускает их Бог, пока они не простят, пока не поймут, что близкие люди к ним – со всей душой.

Не близким нашим в наказание даётся обязанность круглосуточно дежурить у нашей постели, а нам – чтобы мы поняли: они беспокоятся о нас, они всегда готовы прийти на помощь, отложив свои дела. Бог хочет, чтобы мы с благодарностью и прощением приняли их. Когда мы примем наших близких с благодарностью, когда простим всех, кто по нашему мнению, нас обидел, жизнь отпустит нас, и мы уйдём в другой мир, не обременённые долгами.

Тот человек, в душе которого нет обиды и злобы, в награду получает только лёгкий переход от жизни к смерти.

Когда умерла бабушка, Матвей оказался в детском доме. Пожилая заведующая, проводив Матвея за дверь, и посадив его на облезлый стул, чтобы ждал, осталась в кабинете с воспитательницей. Через приоткрытую дверь Матвей слышал обрывки разговора: «Мальчик… мать умерла при родах за границей… родственников нет… квартира служебная… забрали… инвалид….» Ничего он не понял из того разговора, но запомнил, и потом уже, став взрослым, понял, о чём говорили в тот день взрослые.

Анна Ивановна, воспитательница с тёплыми, но строгими глазами, в которых, казалось, притаилось по смешинке в каждом, заметила однажды, что Матвей имеет склонность к рисованию, и через год отвела его в специализированную художественную школу. При школе имелся интернат, и Матвей оказался в среде талантливых ребят, которые съезжались сюда со всей страны. Анна Ивановна навещала его часто. Иногда они присаживались за стол в интернатской комнате для занятий, и часами говорили. Всё было в жизни Матвея – и разбитые стёкла, и расквашенные носы. Но ни разу Анна Ивановна не укорила его. Она просто рассказывала о людях, о характерах, и в её историях не было места злобе, агрессии. Там все жили дружно, потому что понимали и принимали людей такими, какие они есть. Матвей с интересом вслушивался в слова Анны Ивановны, и представлял себе тот идеальный мир, в котором люди живут дружно и понимают друг друга. Это была та сказка, в которой хотелось жить, и всеми силами мальчик стремился построить этот мир, хотя бы в самом себе.

Получив аттестат, Матвей легко поступил в художественный институт. Однажды, когда он ещё учился на первом курсе, Матвей заметил на остановке Анну Ивановну с огромным пакетом. Подбежал к ней, подхватил пакет, и рассердился:

– Анна Ивановна! Вам что, никто не помогает? Почему Вы таскаете сумки? – и замер, увидев растерянность в ответ, а после, собравшись, буркнул, – Показывайте дорогу! Донесу.

Так он оказался впервые в доме, ставшим ему впоследствии родным. Оказалось, что Анна Ивановна потеряла мужа и сына в автокатастрофе за год до того, как Матвей попал в детский дом. Женщина, прямой потомок русских аристократов из тех, что уцелели после революции, привыкшая жить в достатке, среди красивых вещей, после гибели близких людей начала спиваться на глазах. И закончилась бы жизнь, но вмешалась цыганка, схватившая за руку, когда отчаявшаяся женщина шла из магазина с бутылкой дешевой водки. То ли отчаяние было в глазах, то ли цыганка попалась из порядочных, но не ради наживы, а от чистого сердца зашептала ворожея: