В преддверии А
Олег Овсянников
90-м посвящается
Этого не может быть, потому что быть может.
© Олег Овсянников, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Монотонный стук, пробиваясь сквозь нежелание просыпаться, заставил открыть глаза.
– Палыч! Ну какого черта?! Дай поспать, – недовольно прорычал Иван.
– К телефону пожалуйте, просют, – противным голосом пропели за дверью.
С неохотой вылезая из-под теплого одеяла, с трудом отодвинул развалившегося на кровати огромного кота. Опустив ноги, зашарил в поисках тапочек. Натолкнувшись на лежащего на ковре пса, в сердцах выругался: «Во жизнь, все в сборе». И, кряхтя, поплелся в коридор. Подхватив болтающуюся трубку, сердито выпалил:
– Говорите, что нужно? Услышав голос начальника, сразу смягчившись, затараторил. – Есть. Буду, конечно. Закончив разговор, потянулся.
Пройдя по коридору, повернул на кухню. За столом, накрытым простенькой скатертью, сидел пожилой взлохмаченный дед небольшого роста в нестираной майке. Трусы до колена, испещренные сюжетами из мультфильма «Ну, погоди!», прикрывали худые тонкие ноги, обутые в обрезанные солдатские сапоги. Потягивая папиросу, старик ехидно процедил:
– Ну, защитничек, в околоток требуют?! Ни сна тебе, ни покоя, служба! – сам себе ответив, весело рассмеялся. – Не ту ты профессию, Вань, выбрал. Жил бы у себя в станице, ездил на конике, шашечкой махал. Красота! Нет, в Москву приперся. Не пойму.
Старик, закинув ногу на ногу, с интересом уставился на возившегося у плиты соседа.
– Порченый ты, Палыч, – беззлобно отозвался Иван. Как будто кто виноват, что тебя при Сталине на Соловки упекли. Не надо было частушки про Калинина сочинять. Тоже мне диссидент. Ты лучше, будь добр, с Бармалеем утром погуляй и Леопольду пожрать дай. Чувствую, задержусь.
– С псом твоим прогулку совершу с удовольствием, собака интеллигентная плюс с достоинством. Как ты говоришь, порода называется – страфашист?
– Стаффордшир. Темнота, – смеясь, поправил Иван.
– Надо бы записать, – засуетился дедок, – а то народ интересуется. А вот насчет кота ты уж меня уволь. Подозреваю, как тебя нет, он на меня охотиться начинает, да и Бармалея баламутит. Вот, думаю, к специалисту обратиться, пусть растолкует, как это возможно: рысь с домашней кошкой скрестили. Может, какую премию получишь.
Иван, наливая кипяток в чашку, буркнул:
– А ты меньше в мою комнату лазай.
– Да, а как же его кормить? Через стенку? – картинно разведя руки в стороны, съязвил Палыч.
– Ну тебя, – отмахнулся Иван и не спеша направился к себе, слыша за спиной недовольное бормотание.
За два года проживания в коммуналке Иван настолько привык к импульсивному соседу, что по-своему привязался к одинокому желчному старику. Войдя в комнату, принялся переодеваться, с любопытством поглядывая на зверинец. В его отсутствие Бармалей перебрался на кровать, развалившись по-домашнему. Кот, устроившись на подушке, забросил задние лапы на собаку и, усиленно мурлыкая, делал вид, будто не замечает вернувшегося хозяина. Иван, закрыв входную дверь, на прощание бросил: «Бог с вами, наслаждайтесь». И подняв воротник куртки, вышел в ночь под мелко моросящий весенний дождик.
…Постучав в дверь с табличкой «Начальник», после глухого «войдите» перешагнул порог полутемного кабинета.
– Полковник, младший лейтенант Сазонов по вашему приказанию прибыл.
Из-за стола поднялся невысокий худощавый мужчина.
– Иван, что за обращение, издеваешься?! заметил он, еле скрывая улыбку.
– Никак нет. Господин – воспитание не позволяет говорить, а товарищ гусь свинье, по нынешним временам не положено, Андрей Степаныч. Так что извиняйте.
– Все ты шутишь, давай присаживайся, – посуровев, предложил хозяин кабинета. Пусть тебя в отделении дурачком считают, а мне все давно ясно. Юридический заканчиваешь, последний курс остался. От постового до офицера вырос. В личном деле в графе замечания единственная запись – «Безрассудно храбр». У вас все казаки такие?
– Раньше были поголовно, сейчас большинство, – тут же нашелся Иван.
– Все, все, не развивай, – остановил Андрей Степаныч. – Дело, значит, такое. Часов шесть назад на Беговой улице из остановившейся машины вышел молодой парень, поднял обрезок трубы и раскроил головы двум своим приятелям, приехавшим вместе с ним. Сел на бордюр и впал в состояние невменяемости.
Читать дальше