Наталья Семёнова: О серьёзном и курьёзном. повести и рассказы

– Кинула, бросила мужика мне на шею, а теперь явилась за ним! А ты, лукавый соблазнитель, попользовался мной, извалял в грязи и сбегаешь?! А за последствия отвечать кто будет?

И так себя ведет моя скромная, интеллигентная подружка!

– Если последствия увенчаются родами, – не оборачиваясь, презрительно отчеканиваю я, – так и быть, подавай на алименты. Поможем вырастить твое чадо. Как-никак, а ты была моей подругой, хоть и липовой, как оказалось. А в грязь ты сама полезла. Добровольно. Тебя никто не насиловал. Вася на такое неспособен, уж я его знаю, – нервно хихикнув, я следующей фразой нарочно унижаю мужа: – Его самого кто угодно может изнасиловать!

Галка заверещала так, что на улицу с подворий выглядывают люди, все мне знакомые. От стыда не здороваясь, бегу мимо. Вася старается не отставать, но на каждом шагу спотыкается. Вот и остановка, и автобус уже стоит. Галка, растрепанная и злая, как фурия, преграждает нам путь и кричит Васе:

– Сядешь в автобус – брошусь под колеса! А смерть моя и нашего ребенка будет на твоей совести!

Народу на остановке человек пятнадцать. Опять же – местные. Все знают, кто кому и кем приходится в нашем селе, и с изумлением смотрят на нас: какого такого ребенка прижила эта святоша от Васи?!

У меня голова идет кругом. Потеряв всякий стыд, Галка прилюдно навязывается моему мужу. Где её хваленое самолюбие, женская гордость? А, может, у неё нервный срыв, «сдвиг по фазе»?

Словно угадав мои мысли, Вася с мольбой произносит:

– Давай я останусь, дождусь, пока эта дура – будь она проклята! – успокоится. А то и вправду руки на себя наложит. Как только она проорется, сразу поеду домой. А не проорется, мать её позову. Пусть утешает.

– Ага, две бабы возьмут тебя в такой оборот, будь здоров!

– Не возьмут. На попутке, пешком или ползком а сегодня вернусь домой. Клянусь, Маша!

В своем безумии Галка способна, пожалуй, на всё. И пусть бы муж побыл с ней еще пару часов, но пуще ревности меня тревожит его слабовольный характер.

– Сам ты не вернешься, – упав духом, говорю ему. – Тебя нужно тянуть к себе, шантажировать, как эта бесноватая. А мне это противно. Но знай, Вася, если ты сейчас не уедешь со мною, отсюда тебе не выбраться никогда.

– Вернусь сегодня же, – бубнит он.

Галка вплотную подступает к Васе. Два острия её «девственного» бюста грозят протаранить ему грудь. Он растерянно пятится. Разозлившись, я показываю Галке кулак и обещаю негромко, но внушительно:

– Отвяжись, идиотка, или я ускорю твою смерть!

Она отступает на пару шагов, но выть не перестает.

– Ты видишь, до чего дело дошло? – говорю Васе. – А все из-за твоего ни шаткого, ни валкого характера. Из-за него ты вовремя не сдал птичник заказчику, застрял в деревне и спутался с этой истеричкой. Ты и сейчас ведешь себя, как мокрая курица!

Вася вскинул понурую голову, с достоинством выпрямился: в нем созревало верное решение, но созреть не успело… Потом я вспомнила, что Галка внезапно утихла, готовясь к решающей схватке за свое сомнительное счастье. Когда водитель дал последний сигнал, и я прыгнула в автобус, она камнем повисла на шее Васи. Короче, я уехала одна.

***

Муж не приехал домой ни в этот день, ни через неделю. Позже он делал попытки вернуться ко мне. Я их не поощряла и не отвергала. А Васе, как всегда, не хватило характера от попыток перейти к поступкам, желаемое воплотить в жизнь. Он так и остался у Галки и вскоре запил. А подружка никого не родила.

Года через два она подстерегла меня возле пятиэтажного дома, где я теперь жила. Пройти мимо я не решилась: вдруг с Васей что случилось? Все чувства к нему перегорели, но он был отцом моих детей, и с этим следовало считаться.

– В чем дело? – сухо спрашиваю Галку и с удивлением ее разглядываю.

Я многодетная мать, но свою и сейчас тонкую талию с удовольствием подчеркиваю облегающей одеждой. Галка, прежде тоже стройная, растолстела: бюст покоится прямо на животе. Ее лицо еще привлекательно, но из глаз исчезли таинственность и сияние, которые вызывали невольную догадку: о, этой женщине ведомо нечто великое и прекрасное! Да, прежде она хранила в себе великое и прекрасное чувство, им жила, ему радовалась. Сейчас в ее взгляде – сумятица, тревога да бабья усталость.

– Маша, – говорит она с заискивающей улыбкой, – не знаю с чего и начать. Я так обо всем сожалею! Когда я была одна, но любила и ждала Петю… Ой, в глаз что-то попало…

По ее лицу заструились слезы. Она помолчала, вытирая их. Я поняла, что с Васей всё в порядке, но из любопытства не уходила.