Ульяна Гринь: Мир на ладони

– Ну? От кого, што ль, понесла-то?

Галка виновато опустила глаза, тихо ответила:

– От Левона…

– Ох ты горе горькое! – тяжко вздохнула мать, и морщинки на её лице словно разом обвисли к низу. – Женицца-то будет?

– Я ещё не говорила, – Галка колупала ногтем трещину на подпоре.

– Так скажи!

– Скажу, – вздох облегчения дочери заставил мать покачать головой:

– Ох ты боже мой… Яйца собрала?

– Ага.

– Пошли в картошку тады!

И, развернувшись, мать быстро зашагала по тропинке к полю. Галка снова вытерла пот со лба и схватила лопату, догнала мать:

– Ты не сердишься?

– Сержуся! Да поздно уж сердицца-то!

Галка увидела лицо матери, внезапно растянувшийся в лукавой улыбке рот:

– Мы так и с батькой поженилися-то!

От сердца отлегло – не сердится сильно мамка, всё будет хорошо! Галка мимоходом коснулась живота и заспешила по тропинке, вдыхая полной грудью пряный запах осени.

Таня как раз закончила месить фарш, когда в замке завозился ключ и в квартиру тихонечко вошли. Поскреблись в коридоре у вешалки и шмыгнули в туалет. Таня покачала головой. Димка снова в пролёте! Иначе бы ввалился с фанфарами. Вот невезуха, неужели его проект не приняли в банке?

– Дим! Ну чё?

В туалете полилась спущенная вода, и муж бочком пробрался в кухню. Таня, насупившись, катала в ладонях тефтели, бросала их на сковородку и ждала ответ. За спиной скрипнула дверца буфета, жесть о стекло звякнула пробка и густо заплакала струйка коньяка в бокал. Таня поджала губы:

– Что? Не дали?!

Дима залпом проглотил сто пятьдесят грамм, и в кухне запахло «Хеннесси»:

– Не дали, гады! «Доработайте бизнес-план… Чётче очертите круг потенциальной клиентуры…» Козлы!

– Опять! – голос Тани был спокоен, но сама она чувствовала, что внутри всё закипает. Права была мама, не надо было за Димку выходить, никакой конкретики, сплошные планы и прожекты! Ну когда, когда он уже за ум возьмётся?

– Ну ничего! – Дима налил ещё коньяка и отхлебнул глоток. – Я как феникс, всегда сгораю и возрождаюсь из пламени!

– Феникс?! – Таня обернулась к красному растрёпанному мужу. – Ты – феникс?! Ты, блин, косячный феникс! Ты себе представить не можешь, как меня твои косяки достали!

– А ты… А ты… – задохнулся Дима от обиды и ярости. – Ты тефтеля!

– Что-о-о? – возмутилась Таня. – Какая я тебе тефтеля?!

– Пресная! Вот какая! – муж снова проглотил остаток коньяка в бокале и с победным видом уставился на Таню. – Пресная, без соли и перца! Вечно ноешь, что у меня ничего не выходит, а сама сидишь уже десять лет за своей кассой, в своём продовольственном и бурчишь, бурчишь, бурчишь…

Звввищь! Слепленная тефтеля просвистела над ухом мужа и повисла на кафеле с чавкающим звуком. Дима обалдел:

– Ты чё, Тань?

– Тефтеля! Пресная! Которая между прочим тебя, гада, кормит и коньяком поит!

– Тань, ну жалко мяса ж!

Второй снаряд, запущенный меткой рукой, попал бы Диме прямо в нос, не уклонись он вовремя. А так – почти рядом с первым комком, который начал уже медленно сползать по кафелю.

– Жалко! А меня тебе не жалко?!

– Хочешь коньячку, Тань? – заискивающе дёрнулся к буфету Дима. – Всё получится, ведь мировая ж идея!

Он плеснул в чистый бокал янтарного коньяка и протянул ей:

– Очертим круг… Допишем план… И феникс возродится!

Всё ещё сердитая Таня приняла бокал и буркнула:

– А пресная тефтеля?

– Люблю пресные тефтели, – совсем близко к её уху мурлыкнул разогретый коньяком Дима. – М-м-м, только бы не пригорели…

«Галактика»… Да, она оказалась огромной, сине-чёрно-звёздной и пустой. Шаги гулко отдавались эхом в пугающей тишине залов и коридоров, мусор и всякая ерунда, превратившаяся в липкую тёмную труху, противно скрипели под подошвами.

А когда-то здесь кипела жизнь. Гремела музыка, звучал смех, звенели, чокаясь друг об дружку, бокалы… Всё поглотил огонь. Всё.

Чусов покачал головой, оглядывая голые стены, в свете дня и без привычных драпировок показавшиеся ему декором для съёмок фильма о тюремной жизни. Тишина убивала.

Внезапно откуда-то снизу послышались мерные приглушённые удары, словно в стену вбивали гвоздь. Чусов вздрогнул от неожиданности и обрадовался – кто-то не покинул «Галактику»! И он даже догадывался, кто именно…

Преодолев десяток поразительно чистых ступенек, Чусов спустился в подвал. Потянув носом, уловил приятный по сравнению с вонью застаревшей гари запах хлорки, а потом – ещё лучший, самый лучший в мире – аромат дешёвого табака, смешанный с нежностью французских духов. Широко улыбаясь, Чусов громко позвал: