Виктор Бычков - Петька с Выселок. современная повесть

Парень вдруг остановился, взволнованно закрутил головой, что-то отыскивая, как будто что-то вспомнив.

– Аня, – дрожащим голосом проговорил он. – Если вон за тем углом дома будет стоять качелька, то у нас все будет хорошо, очень хорошо, Аннушка!

– Ты это откуда знаешь? – его волнение передалось и ей. – Ты был здесь?

– Понимаешь, я всем говорил, что помню, как сквозь сон, бабушку, которая держала меня на руках, когда пришла милиция с тетеньками забирать меня в детский дом. Так вот, перед этим я качался на качелях и очень плакал, когда меня сняли с них. Я не помнил о них, а тут…

– Выходит … – девочка не договорила, замолчала.

– Да, да, ты права, – продолжил мальчик. – Я плакал не потому, что меня забирали, а потому, что не дали покачаться на качелях. Они у нас стояли за домом. Если они там, то мы – дома! Я только сейчас вспомнил это, Аннушка!

– Я боюсь, – Аня замерла, прижав руки к груди, кулачками закрыв рот.

Глаза со страхом и ожиданием смотрели на Петю, который крадучись подходил к углу дома. На секунду замер, остановился, выглянул из-за угла и тихо опустился на землю. Девочка бросилась к нему, стала рядом на колени, прижалась всем телом. Счастливая улыбка озаряла лицо мальчика, он обнял девчонку, прижал к себе, и они вместе покатились по траве.

– Мы дома, дома, дома! – кричал Петя, осыпая поцелуями подругу. – Ура-а! Мы дома, дома!

На входе слева стояла русская печка. Напротив – стол-шкафчик с открытыми дверцами, выдвинутыми ящиками. Перевернутая сломанная табуретка сиротливо приткнулась к двери, что вела в переднюю хату. Отодвинув ее в сторону, Петя осторожно открыл дверь: печка-голландка вместе с перегородкой из фанеры разделяла избу на две половины. За печкой стояла поломанная детская кроватка.

– Это твоя? – тихо спросила Анка, прикоснувшись к ней.

– Наверно, – так же тихо ответил Петя.

– Я даже не верю своим глазам, – девочка качнула кроватку и она отозвалась, закачалась на своих ногах-качалках. – Это как в сказке!

– Не качай пустую кроватку – дети болеть будут, – мальчик остановил ее, заглянул за печку.

В углу стояла кровать, спинка к спинке прижималась еще одна. Большой зал был пуст, только клочки бумаги да пыль на некогда крашеном полу говорили о том, что дом брошен давно и, кроме грабителей, ни одна живая душа не заходила сюда. С потолка свисали электрические провода без патронов, из стен вырваны все розетки. Только счетчик остался целым и невредимым, зарос густой пыльной паутиной.

– Петя, смотри, что я нашла, – Аня держала в руках небольшую рамку с черно-белой фотографией. На ней застыли пожилая женщина в светлом платье, сидящая на стуле, и мужчина с буденовскими усами, стоящий с ней рядом, положивший руку ей на плечо.

– Нет, я не помню, не могу вспомнить, – мальчик долго всматривался в застывшие лица, пытаясь хоть что-то воскресить в памяти. – Нет, не помню, – с досадой ответил он и вернул фотографию обратно. – Но ты ее не выбрасывай, сохрани, Аннушка. Раз она в нашем доме, значит, это наши родственники.

– Чьи наши, ты о чьих родственниках говоришь? – переспросила Аня. – Моих точно здесь нет.

– Наши, наши, твои и мои, значит – наши! – мальчик обнял ее, прижал к себе. – Отныне все наше – твое и мое!

– Ты как будто делаешь мне предложение? – кокетливо глянула на парня девчонка.

– Да я тебе давно его сделал, ты что, забыла?

– Это когда же?

– А помнишь первый класс, когда ты, стоя на парте, объявила нас братом и сестрой?

– Да, помню, но и что из того?

– Вот с этого времени все наше – твое и мое! – повторил Петя и еще сильнее прижал к себе девчонку. – И не спорь со мной.

Потом он ходил по заброшенной деревне, разыскивая стекла, вставлял их в рамы, убирал во дворе. Аня отыскала где-то грязные чашки, кружки, ложки, чугунки, и теперь мыла их, оттирала песком, приводила в нормальный вид. Воду дырявым ведром доставали из колодца, приспособив к колодезному журавлю кусок толстой проволоки. Правда, до дома донести воду не получалось, пока мальчик не сообразил глиной заделать дырки в ведре.

На чердаке отыскали какое-то тряпье, вытряхнули пыль, положили на кровать – хоть не голая сетка.

К вечеру в доме было самое необходимое для жизни: колченогий стол, прижатый к стенке; лавка, несколько табуреток, требующих небольшого ремонта, кое-какая посуда, чугунки и кровать. Ухваты девочка заботливо прислонила к печи. Сама печь, освобожденная от пыли и грязи, смотрелась если не ново, то вполне сносно. Так считали новые хозяева и были безумно счастливы их первому в жизни жилищу.