Константин Карягин: Песнь дьявола. звуки, разъедающие нас изнутри

– Падре, прекратите, ему же больно! Вы его убьёте!

Но Иштен как будто не слышал вопли толпы. Не слышал он и звук органа, а лишь продолжал самозабвенно бить мальчика. В его голове стояла сцена молодости: когда он и его друзья изнасиловали девушку, а кто-то из товарищей забил её до смерти, чтобы она не сдала их властям. Нет, нет! Отомстить! Заступиться!

Избиение продолжалось до тех пор, пока один из прибывших мужчин, не сбил священника с ног. Иштен рухнул на землю, словно, не замечая окружающих его людей, прошипел: «В нём дьявол!», после чего потерял сознание.

– Пап, зачем ты меня с ним оставил? Он домогался до меня. У него странные методы показывать добро, – кричал Изуш, продолжая лежать на земле. Мальчик рыдал.

С того события прошла почти неделя. Сильный телом и духом Иштен, после пережитого, слёг с хворью, которая медленно, но уверенно отнимала силы священника; на его долю выпадали такие часы, когда он был уже одной ногой в могиле. Образы прошлого разрывали Иштена вместе с телесным недугом. Бесконечные поступки и проступки из бурной молодости, как коса резали душу, оставляя после себя неизлечимые порезы.

«Не достоин», «Не имеешь права», «Ты жалок, как ты можешь вести людей за собой», – шептали голоса в моменты полного отчаяния, и тогда, именно тогда Иштен чувствовал её. Нет, не смерть, а всё поглощающую пустоту. Она шептала, пугал и манила. Священник был готов нырнуть в неё с головой. Что-то держало… слишком рано, слишком.

Иногда пастору становилось лучше. В минуты, когда хворь на время отступала, Иштен звал Марию, на которую теперь в полной мере взвалилась вся работа в церкви. В эти часы просветления, когда пастор обретал рассудок, Иштен, не жалея себя, диктовал девушке свои мысли, а она без искажения записывала за ним каждое слово.

«Вот он – ад, я покажу его. Какая праведность в мире, где можно вообще представить ад?».

Пустота.

Мысли пастора блуждали, как души убитых детей. Они визжали и кружились водоворотом и иногда одаривали священника своей улыбкой. Иштен ловил их, отбирал и хриплым голосом давал им жизнь.

Иногда Иштен спрашивал у Марии, как идут дела в деревне и почему никто не приходит его навещать. События, которые предшествовали болезни священника, растворились в мутном сознании, а Мария, сообразив, решила не напоминать Иштену о происшествии. На все вопросы девушка отвечала уклончиво, что-то вроде: все жители заняты по хозяйству или передавала вымышленные пожелания выздоровления. Иштен после этих слов всегда становился бодрым, и с двойным усердием диктовал Марии свои мысли, при этом обязательно добавлял, что если не к этой воскресной проповеди, то точно к следующей обязательно поправиться.

В самой же деревне произошёл раскол на два лагеря. После того, как почти все жители Еружалема стали свидетелями сцены избиения Изуша, между семьями начались многочисленные споры о профессиональной пригодности Иштена. Большинство семей настаивало на том, что нужно писать духовенству в столицу, дабы им прислали нового пастора, а Иштена предлагали ставить в покое. Особо радикальные противники нынешнего священника, среди которых была мать Изуша, предлагала наказать Иштена, устроив самосуд, но её сторону принимали немногие. Про проделки Изуша знали многие. Были, хоть и в меньшинстве сторонники Иштена. К ним, в первую очередь, относилась семья Марии и они хотели, чтобы пастора оставили в покое. Более того, сторонники Иштена приходили в негодование, когда остальные семьи не верили рассказам Марии о Изуше.

Апогей противостояния произошёл, когда Мария пришла в деревню спустя несколько дней после происшествия за продуктами: к ней подошёл хранитель закона Еружалема по имени Понтий, и начал задавать странные вопросы. Не стесняясь, со всей полицейской простотой он спрашивал о том, насилии со стороны Иштена. Так, как деликатность у полицейского отсутствовала с рождения, Мария глубоко возмутилась действиями законника и пожаловалась родителям. Назревал ещё один скандал. Масло в огонь подливал и отец Изуша, рассказывая, что священник его умолял оставить мальчика, а он долго не соглашался, но под давлением, всё-таки сдался. Не смотря на то, что у Иштена оставалась поддержка, большинство жителей Еружалема были против пастора, и, решив действовать, они подготовили коллективное письмо в столицу, дабы им прислали нового священника, а Иштена освободили от должности и отправили на покой.

Прошло ещё полторы недели и Иштен, огороженный от деревенских слухов и обвинений, шёл на поправку. Видения пропали. Мало-помалу силы возвращались к пастору и он принял для себя решения, что проведёт в грядущее воскресение проповедь. Вскоре он стал уже самостоятельно вставать с кровати и даже выходил во двор церкви, где проводил время, сидя на скамейке и рассматривая воды Юрдена вместе с величественными лесами, которые окружали эту благородную местность. В такие моменты ветер витал в голове у Иштена. Обычно заполненное думами пространство черепной коробки в этот момент пустовало. Не получалась у пастора и работа с трактатом. Пустоты рядом не было.