Юлия Вознесенская: Всех скорбящих Радость (сборник)

И после первой же ночевки Ольги Павловны в Изборске все разъяснилось. Лидия Николаевна вставала всегда рано. Она привела себя в порядок, помолилась, приготовила завтрак на двоих и пошла будить мать – и застала ее лежащей в постели всю в слезах.

– Мамочка, что случилось?

– Коля… Папа твой… Коля и здесь мне приснился! Я думала, что хоть тут у тебя смогу спокойно спать, без этих мучительных снов! Ведь каждую ночь, ну просто каждую ночь!.. – И она зарыдала, уткнувшись в плечо дочери.

Когда она выплакалась, Лидия Николаевна заставила ее подняться с постели и повела умываться. А за завтраком спросила:

– Так папа, значит, все время тебе снится, да, мамочка?

– Почти каждую ночь. Если только совсем со стиркой замучаюсь да снотворных наглотаюсь – тогда бывает перерыв…

– Расскажи мне, как он тебе снится?

– Ох, доченька, это так тяжело, так тяжело…

– Все равно расскажи, тебе же легче станет.

– Понимаешь, сон мне один и тот же снится. Сначала я слышу звонок в дверь, иду, открываю – а там стоит наш папа. Но в каком виде! Форма на нем полинялая, рукава обтрепаны, нашивок на рукавах и «краба» на фуражке нет, а сама фуражка вообще выгорела до зелени и рубашка грязная, а воротничок просто черный; и ботинки у него не чищены, шнурки в узелках, а галстук в веревочку закручен; сам он худой и небритый, щетина на лице и усы отросли и обвисли. Ты же знаешь, какой аккуратист и чистюля был твой отец, ведь уже и лежа в постели, он сам каждый день брился.

– Господи! – воскликнула Лидия Николаевна, во все глаза глядя на мать, и тоже заплакала.

– Погоди, это еще не самое страшное. А в руках у папы узел: грязное белье, увязанное в серую грубую простыню, по виду бязевую, каких у нас и дома-то никогда не было. И вот он каждый раз протягивает мне этот узел и просит: «Оля! Ну постирай же ты мне белье! Ведь я тут хуже всех одет, перед людьми неловко… Мне тут хорошо, но так стыдно, так стыдно перед всеми за свой вид! Ты уж постирай, Оленька!» И слезы у него по щекам небритым так и катятся… Ну я и просыпаюсь уже в слезах и потом целые дни напролет плачу. Все-все его белье я перестирала-перегладила, все рубашки его накрахмалила! Костюмы его не стала в чистку сдавать, а сама своими руками выстирала и потом тщательно отпарила. И ничего не помогает! Я думала, что хоть здесь он перестанет мне сниться, так ведь нет, вот в первую же ночь и приснился… – И Ольга Павловна опять горько заплакала.

– Ах, мамочка, глупенькая ты моя мамочка! Неужели ты не понимаешь, о чем папа тебя просит, о какой стирке он говорит?

– Об одежде, о белье…

– Да нет же! Это только образ того, что ему от тебя надо, – ну, чтобы ты догадалась и сама поняла.

– Что я должна понять?

– Что надо молиться Богу о прощении его грехов – вот о какой стирке речь!

– Ты думаешь?

– Да я в этом уверена! Папа говорит с тобой тем языком, который тебе понятен. Одежда, белье – это символ его нераскаянных, неотмытых грехов.

– А почему же он снится не тебе, ведь ты у нас в этом лучше разбираешься – в грехах?

– Да потому, что я – его дочь, а дети, конечно, могут и должны молиться за родителей, но только об их грехах им нечего размышлять. А вот ты – ты совсем другое дело: кто лучше знает грехи мужа, чем его жена? Вы же с ним были и остались одна душа.

– Это верно, мы всю жизнь с ним душа в душу прожили. Так что же я должна теперь делать, по-твоему?

– Отмаливать папины грехи. Записки на Литургии за него подавать, поминание в храмах и монастырях заказывать, милостыню раздавать. Но прежде чем все это делать, самой тебе исповедаться надо и причаститься.

– Ох! Я ведь последний раз причащалась в двенадцать лет, когда еще твоя бабушка была жива. С тех пор полвека прошло! Но я готова. В Бога-то я верю как-никак… Да пора уже и мне о душе подумать, годы напоминают… Так ты думаешь, это ему поможет, если я начну жить церковной жизнью и о нем молиться?

– А вот сама увидишь!

В пятницу после занятий Лидия Николаевна поехала в Печоры: там жил и служил ее духовник, иеромонах отец Василий.

– Батюшка, дорогой, а у меня для вас подарок! Я к вам одну заплутавшую душу хочу привести на беседу, ну и на исповедь, если получится.

– Еще одну заплутавшую душу? Да уж ясно, какие от вас подарки мне, старому! Нет чтобы носочки связать батюшке и успокоиться на этом, как другие прихожанки, а вы все души да души мне доставляете! – засмеялся отец Василий. – Душа-то хоть православная на этот раз?

– Православная. И даже когда-то в храм ходила и причащалась.