Александр Кириллов - УГОЛовник, или Собака в грустном углу

«Нет, – слышалось ему в её жестком дыхании, – нет».

Лариса вырвалась, встала. Но он поймал её за руку и с силой привлек к себе: будто во сне ощутил он сквозь тонкую измятую ткань ей расплюснутые груди, вяло разъехавшиеся ноги… «Ах, черт возьми, – шептал он, – хоть раз в жизни сделать так, как хочется… хоть раз в жизни.

Вдруг она опустила руки и, глядя ему в глаза, зло спросила:

– И что дальше? – взгляд трезвый, спокойный.

Он видел перед собой усталую, располневшую женщину, искусно подкрашенную, с морщинками у глаз. Она ждала сейчас чуда , он понимал это, потому что и ему было бы тяжко уехать теперь ни с чем – с выпотрошенным прошлым и растоптанными воспоминаниями.

– Спать хочу, – вдруг устало зевнула она.

Когда они встали и пошли, Лариса спросила:

– А за что его судили?

Её босые ступни осторожно касались прохладного шершавого асфальта.

– Кого? Ты говоришь об Андрее? Брачный аферист. Обворожит дурочку, оберёт как липку и в бега. Потом на следствии выяснилось, что он был несколько раз женат, имел детей и скрывался.

Улица покатилась вниз под гору к белеющей в лунном свете глиняной татарской мечети, которая как невеста красовалась среди темно-прозрачной листвы стройным станом и белой шлемовидной шапочкой.

– А знаешь, в чем я больше всего раскаивалась потом? – спросила она, прощаясь у двери своего номера.

Димыч чувствовал, что она скажет сейчас что-нибудь затаенное и злое.

– В том, что не уступила ему в ту ночь.

Она выглядела такой огорченной, будто случившееся тогда, еще имело для неё какое-то значение.

Лежа в кровати, Димыч долго ворочался не находя себе места. Его что-то беспокоило. Но, так и не разобравшись «что», он вскоре уснул.

И спал он с этим тревожным чувством, и очнулся с ним. А когда открыл глаза, сразу всё понял – её туфли. Тихо встал, оделся, стараясь не разбудить соседей, и вышел из гостиницы.

Погода резко испортилась. Похолодало. Дома и деревья размыло волглой молочной пеленой. Всё, еще вчера по-летнему безмятежное, поникло в осенней гнилой сырости. По гулким резким голосам диспетчеров, утробно заглатываемым пространством, радостно ощущалась близость вокзала. Пахло гарью, будто где-то топили сырыми дровами.

Весь продрогший от холодной росы Димыч с трудом отыскал застрявшие в кустах туфли. Они странно блестели новенькой лакировкой среди пожухлой травы и случайных предметов, точно выброшенные кем-то за ненадобностью, как тряпичная кукла с раздавленной пластмассовой головой.

На востоке, за почернелыми, осевшими в землю домами, стало по-настоящему светло. У пристани ждала пассажиров «Ракета». Над головой с криком тянулась черные стаи грачей.

Димыч поднялся к себе за вещами, расплатился за номер – и с чемоданом в одной руке, её туфлями в другой – постучал в 12-ый.

Ему долго не открывали. Наконец он услышал, как пробежали по полу босые ноги, хриплый голос спросил: «Кто?» Щелкнул замок. В приоткрывшихся дверях стояла Лариса. Лицо опухшее, волосы спутаны, в глазах проглядывало что-то сонное и недоброе. Она выжидающе смотрела на него и, по мере того как сознавала кто перед ней стоит, её лицо разглаживалось, светлело и недобрый блеск в глазах сменялся приветливым.

– Вот, – протянул он туфли, испытывая неловкость, даже смущение, – возвращаю.

Лариса перевела взгляд с него на туфли и снова на него. За какое-то мгновение она снова превратилась в прежнюю Ларису – сонную и недобрую.

– Я и забыла, какой ты услужливый, Димыч. Спать хочу, умираю.

Дверь захлопнулась. Он услышал, как стукнулись об пол брошенные туфли, и заскрипела пружинами кровать.

Светлый салон «Ракеты» даже своеобразным запахом, не говоря о сидениях, напомнил ему салон самолета. Он вдруг совсем успокоился. Книга нераскрытой лежала на коленях, в полудрёме он отрешенно смотрел в окно. «Ракета», стремительно набирая скорость, клевала носом, и перед глазами проплавали голые, опустошенные вчерашней бурей леса. На душе было спокойно: ни воспоминаний, ни сожалений, ни обид, как в могиле. Прошлое больше его не тревожило. Он безучастно смотрел вперед, уже думая о следующем городе в его маршруте, и о том, что, вернувшись, обязательно пойдет с Аней в ЗАГС. «Прощай», – сказал он машинально самому себе и впал в сонное забытье.

Наталье Александровне снился сон, будто она совсем еще девочкой бежит изо всех сил к подворотне, а за нею гонится соседский мальчишка. Ей хочется убежать от него, но спутаны ноги, как у козы. Она падает, ей больно. Наталья Александровна заплакала и проснулась.