Александр Юдин: Гримасы свирепой обезьяны и лукавый джинн

– А что я говорю? Я только говорю, что ты же и загонял в гроб Осташкова своими филиппиками, точнее, словесной эквилибристикой. Ты уж, слава богу, сколько тут работаешь, и конечно, прекрасно знаешь, что он мужик стоящий, что не в его хозяйстве нужно искать причину перебоев с поставками молочных продуктов, а в скверном положении на молочных фермах. Его заводы задыхаются из-за нехватки сырья, им нечего переабатывать. Знал ты это? Знал. Должен был по крайней мере знать. И тем не менее вцеплялся в глотку королю.

– Брось разыгрывать из себя святошу. Ты бы не вцепился в глотку, если бы тебе скомандовали: «фасс!»? И если бы ты знал при этом, что тот, кто заправляет молочными фермами области, ближайший родственник…

– Нет, не стал бы, – оборвал его Дмитрий. – Не стал бы – и все.

– Ну-у?.. Вот так бы взял и не стал?

– Взял бы и не стал

– Дела-а… Значит, попер бы поперек линии администрации?

– А при чем здесь она?

– Как при чем?! Х-ха-а, смешной ты парень. Вчера родился, что ли? Ведь все адреса, все темы для наших филиппик и разных прочих опусов наш Самодержец черпает в администрации – на заседаниях или в кулуарах. Без нее он и шагу не сделает. Просто побоится. Мы же чей орган? Помнишь?.. Да-а, дела… Плох тот журналист, который видит дальше губернаторской команды.

– Ты хочешь сказать: плохо тому журналисту, который пытается видеть дальше администрации?

– Можно и так, – просверлил он Дмитрия острыми буравчиками сузившихся глаз; а губы снисходительно улыбались. – Ну сам посуди, как можно видеть дальше администрации, если она пользуется основательными справками, подготовленными видными специалистами, а в твоем распоряжении – пестрая мешанина фактиков, добытых самодеятельным путем из сомнительных источников?

– Ну сам посуди, – в тон ему ответил Дмитрий, – может ли администрация иметь точную картину событий и прочего, если будет располагать информацией таких специалистов, как ты, которые при составлении справок учитывают, кто с кем находится в родстве?

– Я справок губернатору не даю, – отрезал Трошкин. – Я только пописываю статейки на основании информации его аппарата. Играю в кон.

– Как бы не так. Каждая твоя статеечка в кон – это справка о том, что ложная информация, которой располагает администрация, правдива. Ты заявляешь об этом публично, на всю область и тем самым ставишь на ложной информации жирную печать: «Верно. Обжалованию не подлежит».

– Да кончай ты… – раздраженно махнул рукой Трошкин.

– Что «кончай»?

– Блефовать кончай. Как и я, и все мы, ничего ты из себя не представляешь. И нечего из себя корчить святошу, радетеля за правду-матку. Даже если бы ты и был им, радетелем, то все равно у тебя был бы только один вариант распорядиться этой добродетелью – оставить ее при себе.

– Хм… – обличаешь вот, маски срываешь… Но трудно, знаешь, если вообще возможно, ждать порядочности от того, кто уверовал в пансвинизм. Ведь если исповедуешь его, если убежден, что всякий встречный-поперечный только тем и озабочен, чтобы выхватить себе жирный кусок, то так легко оправдать любую пакость собственного производства.

– О, боже, сохрани его и помилуй! – задергался Трошкин в беззвучном истерическом смехе. – Ну что ты размахиваешь своей чистоплотностью?! Ты такой же моральный и интеллектуальный евнух, как и… Тебе вырезали яйца уже при поступлении в нашу досточтимую фирму. Работать здесь – это уже значит быть кастратом, ты, считай, по собственной доброй воле заключил договор на самооскопление. Или ты этого не понимаешь?.. Да нет же, не поверю, не такой уж ты глупый парень.

– Увы, Трошкин, глупый я. Глупый, хотя и кое-что понимаю. Ты вот сообразил: плетью обуха не перешибешь и сунул плеть за голенище – целей будет. А я все никак не возьму в толк: почему это – не перешибешь? Мне все кажется, видишь ли… потому и королят разные там новые хозяева жизни, что у их ног пресмыкается всякая хитромудрая мелочь.

– Опять знакомые мотивы, – усмехнувшись, скучливо покачал головой Трошкин. – Бороться и искать, найти и не сдаваться… Ну, а ради чего это – бороться и искать? Ради чего упираться, жертвовать собой или хотя бы какими-то удобствами, благополучием? Ради всеобщего счастья? Но это утопия. Что ты упираешься, Седов? Ну как пионер желторотый… Мы же это уже проходили – пытались наперекор всем издревле установленным мировым порядкам бороться за равное счастье для всех, но убедились, что это блажь, и вернулись на круги своя. Стали, как все, мирно строить капитализм.