Дмитрий Никитин - Санаторий (слова и предметы)

Дело в том, что комната эта была угловая, под скатом крыши, и одна из ее стен шла углом, косо нависая над одной из кроватей. Это очень взволновало Влошича. «Ты и будешь», – сказал ему Таль. «Нет, не хочу! – испуганно сказал Влошич. – У меня боязнь: что, если на меня опрокинется потолок?» «На тебя он, значит, может опрокинуться, а на меня нет? – спросил его Таль. – Нет уж, дружище, ты меня затащил в эту отвратительную дыру, а мне приходится за тебя все делать, так я по крайней мере буду спать на хорошей кровати». «Но она ничем не лучше, – жалобно сказал Влошич. – Просто у меня есть боязнь, а у тебя нет, вот и уступи мне, пожалуйста». «Ни за что! – отрезал Таль. – Сам эту кашу заварил, сам ее и расхлебывай!» Влошичу оставалось только, понурившись, покориться.

«Давай теперь осмотрим санаторий, узнаем, есть ли здесь какой-то распорядок дня, может быть, прогуляемся по окрестностям», – сказал Влошичу Таль, с одной стороны примирительно, но с другой – давая понять, что поблажек не будет. «Никуда я не пойду, – обиженно ответил Влошич. – Раз ты так со мной обращаешься, иди один». – «Вот и пойду!»

Таль вышел в коридор, с грохотом захлопнув дверь – желая показать свое недовольство поведением приятеля. К его удивлению, Иеремия все еще сидела в коридоре у двери, точнее, она даже разлеглась на своих вещах, которые так и были в беспорядке разбросаны по полу. «Вы все еще здесь?» – спросил Таль таким тоном, будто приказывал ей немедленно убираться. «Ползучий негодяй, а вы – мерзавец!» – злобно прошипела ему в ответ Иеремия. «Ползучий?» – не понял Таль. – «Да, Герман Осипович Ползучий». – «Это у вас ругательство такое?» – «Нет, это его фамилия». «А, – сказал Таль. – Это понятно, и все-таки незачем вам тут лежать вы проход загораживаете». «А я вот так и буду тут лежать, пока не умру, – заявила Иеремия. – Я вам объявляю голодовку». «Да пожалуйста, мне-то что», – сказал Таль и ушел.

Он отправился искать Германа Осиповича, чтобы узнать у него время обеда и все порядки в санатории: от нервотрепки у него не на шутку разыгрался аппетит. Однако администратор снова как сквозь землю провалился. Более того, Талю по пути не встретилось ни единой живой души, хотя из номеров раздавались подозрительные вздохи, охи и хриплый кашель. Этот кашель даже преследовал Таля: как только он подходил к очередной двери, обитатель комнаты разражался внутри душераздирающей «очередью», которая затем, словно рикошетом, передавалась в следующий номер. Скоро уже зашелся весь коридор; впечатление было такое, что вокруг Таля собралась целая свора собак, захлебывающихся лаем, готовых наброситься на него и разорвать на части. «Зоопарк какой-то! – подумал, перепугавшись, Таль. – Вдруг там действительно не люди, а псы? Еще повыскакивают, накинутся – полетят клочки по закоулочкам! Впрочем, даже если там все-таки люди, этот их „концерт“ представляет для меня не меньшую опасность – ведь они, значит, все чем-то больны, я могу заразиться от них и умереть. Надо будет взять это на заметку и держаться особняком».

Между тем, Таля раздражало до бешенства, что он никак не может найти администратора. Здание санатория – старинный двухэтажный дом с одной колонной и треугольными окнами – было совсем небольшим, а отыскать тут что-либо оказалось очень трудно. Герман Осипович запропастился, как иголка в стоге сена. Коридоры, конечно, тут не могли быть очень длинными, зато они были извилистыми, и Таль совсем растерялся. Помимо прочего, его сбивал с толку еще и непрекращающийся кашель из номеров.

Услышав с лестницы, ведущей в подвал, грохот и позвякивание, Таль решил, что найдет там сантехника или рабочего, у которого можно будет хоть что-то узнать, и спустился. К его удивлению, именно там он обнаружил неуловимого Германа Осиповича: тот, вооружившись гаечным ключом, ковырял что-то в большом металлическом баке. Администратор, стоя на четвереньках, просунул голову под трубу, а рядом с ним расположилась в кресле грузная дама лет пятидесяти. Она вышивала, строго поглядывая на Германа Осиповича.

«А эту гадюку ползучую вы так и не убрали от моей двери!» – громко закричал Таль, обрадованный, что наконец-то добрался до администратора. Тот от неожиданности дернулся, больно ударился головой о трубу, затем, потирая ушибленную макушку, поднялся на ноги и отряхнулся. Женщина в кресле подняла глаза и устремила на Таля подозрительный взгляд. «Вы что же это, обзываете меня?» – спросил, побледнев и крепко сжав в руках гаечный ключ, Герман Осипович. «Пока нет, – сказал Таль, – я просто требую убрать эту дрянь». «Но моя жена не носит мою фамилию, ее фамилия – Македонская», – с достоинством сказал администратор. «Я говорю не про нее, а про ту мерзкую старуху у меня под дверью», – сказал Таль. Только тут он вспомнил, что «Ползучий» – это фамилия Германа Осиповича; судя по всему, это слово запало ему в голову после разговора с Иеремией, вот он и употребил этот эпитет, забыв о его другом значении. Теперь собеседники поняли друг друга, но жене Германа Осиповича, очевидно, крайне не понравилось, что муж отнес выражение «гадюка ползучая» на ее счет; она даже побагровела от ярости.