Наталья Данилова: Однажды. Сборник стихов и сказочных историй

Это обычное словосочетание из школьной грамматики вызвало взрыв смеха и бурные аплодисменты.

– Друзья мои, мы собрались сегодня в этом уютном зале, чтобы снова, хоть ненадолго вернуться к своим истокам. Детство, как мы теперь понимаем, а ведь нам есть с чем сравнивать, это пора – абсолютного, безмятежного счастья… – голос оратора заглушила не к месту зазвучавшая музыка. Так, по-хозяйски, начал работу солист оркестра ресторана «Белый рояль», где проходила встреча одноклассников выпуска 30-летней давности.

На почётном месте, в торце длинного стола сидела седенькая, изрядно постаревшая, блаженно улыбающаяся литераторша, бывшая когда-то по совместительству классным руководителем «звёздного» 10 —«А».

Между собой ребята звали её «Просто Мария».

Мария Ивановна была учителем русского языка и литературы и эти «кавычки» были её фирменным знаком. Она произносила их в любом контексте как слова-паразиты. Любой свой монолог она начинала с незабвенной фразы.

– Кавычки открываются, – говорила она ни к селу, ни к городу, – Белкин, ты почему опять дневник не заполнил?

Со стороны походило на «шизу», но во всем остальном Мария была в пределах нормы. Любила ребят, была с ними в меру строга, но справедлива, и они отвечали ей тем же. Когда Мария Ивановна давала волю чувствам, и словно вышедшая из берегов река, эти чувства переполняли её, то излишки нежности выплёскивались на плечи и головы учеников. В общем, любовь была взаимной и искренней.

Торжественная, вступительная часть ресторанного действа подходила к концу. Оратором был тот самый Белкин, дневник которого вечно выглядел как Золушка-замарашка и, по всей видимости, служил в домашних условиях подставкой под горячее, или может быть, вернувшиеся с работы родители имели привычку рассматривать дневник во время семейного ужина, оставляя на нём характерные гастрономические следы. Тем не менее, это не помешало

Белкину блестяще закончить в своё время институт культуры, и стать вполне успешным и востребованным тамадой.

Приноровившись, к перекрывавшему его голос музыкальному сопровождению, и взяв на несколько тонов выше, Белкин профессионально продолжил свой спич.

– А теперь, дорогие друзья, внимание! Дорогая, Мария Ивановна! Мне поручено от всех нас, в знак любви и глубочайшего уважения вручить вам этот скромный букет.

Белкин махнул рукой и в зал внесли полутораметровую «Вавилонскую башню» составленную из цветов немыслимой красоты. Позже, Марией Ивановной в недрах букета будет обнаружен ещё и конверт с оплаченной путёвкой на двоих в один из средиземноморских курортов.

Все не сговариваясь, разом ахнули и заёрзали на стульях, а Белкин вдогонку отправил реплику:

– Основной спонсор пожелал остаться неизвестным.

Как по команде, все перевели взгляд на легенду класса – Бориса Стоцкого, который, выразительным, театральным жестом, якобы отводя от себя подозрения, демонстрировал свою абсолютную непричастность к происходящему.

Борис для всех бывших одноклассников был «тёмной лошадкой».

После «выпускного» класс регулярно встречался. Сначала каждый год, позже – каждые пять лет. И друг о друге все знали всё до мельчайших подробностей, даже интимного характера. Но респектабельного Бориса после 30летнего перерыва, собравшиеся в «Белом рояле» видели впервые. Поэтому живейший интерес к этой весьма таинственной для всех персоне был вполне объясним. Поговаривали, что после окончания школы он отбыл за кордон, где учился, делал карьеру, в области которая ни у кого не вызывала сомнения, так как он был сыном довольно известного ещё в советские времена дипломата. Скорее всего, папины связи и возможности распахнули перед Борисом двери в большой мир, где он, припеваючи, по всей видимости, и живёт, по сей день.

Навсегда оставшиеся на родине свидетели его юности знали только это и ничего более конкретного…

Но настоящей легендой школы был даже не Борис сам по себе, а их монолитный тандем с Глебом Галибиным. Их звали Аяксами, розовощекими неразлучниками (как породу попугаев), а ещё чаще просто – Борисоглебском. Как название города, навсегда вобравшего в себя два этих имени.

Они были классическими антиподами. Разбитной, вальяжный, искромётный, с умопомрачительной для девиц внешностью, всегда одетый в дефицитные, недоступные для многих сверстников шмотки, язвительный и заносчивый внучок бывшего члена правительства – Борис был второй половиной сдержанного, скромного, подтянутого, нарочито вежливого, всегда и со всеми одинаково ровного в отношениях, застёгнутого на все пуговицы выходца из профессорской семьи – Глеба.