Наталья Рубанова: Короткометражные чувства (сборник)

Нам было хорошо вместе. Какое-то время. Но потом она исчезла – Женщина-Ребенок. Потому что была стеклянным исключением из правил. Потому что ее просто не могло быть.

Со мной.

– Ты похож сейчас на недобитого Ленского, – самодовольно проурчала я, прикинувшись самодостаточной на вид, то есть как бы «навслух», на этот самый, да; а про себя подвыла – совершенно несамодовольно и несамодостаточно: «Черт… Господи!..»

Про чувства-с на медленном огне знала я не из сказок, но, несмотря на комбинированные постельные съемки, все-таки подгорела и чувствовать почти перестала. Кого-кого? Яна этого, конечно! Идиотский вопрос.

А еще понятия не имела, в чем лететь в Италию. И не надо ля-ля: а) десять свитеров второй свежести; б) пять пар усталых брюк; в) три длинных юбки, в которых только в Кащенко и, наконец, г) халаты, халаты, халаты: махровые, шелковые, вельветовые, короткие и длинные… Впрочем, не полечу же я в Италию в халате? А тут еще этот Ян! К тому же на недобитого Ленского смахивает и на такое сравнение нисколько не обижается, а только бормочет в сторонку: «Картина в духе Пелевина, картина в духе Пелевина…»

Мне-то казалось, что картина вообще ни в чьем духе, что только так и могло уже случиться: любишь кататься – люби и на саночках.

– М-да, кажется, всю жизнь я только и делала, что возила саночки, а когда каталась – не помню, – так и сказала.

– Неужто не помнишь? – я не поверил.

– Не-а. Абсолютно, – и смахнула со щеки снежинку.

Так называемая объективная реальность уже довольно долго держала меня в так называемом чернушном теле, глумливо подсыпая всякие там о-о! – ощущения: вид а ла я, конечно, и иные материи, но реже. А этот сейчас был как на ладонях.

– Почему во множественном числе?

– Потому что на двух. Для одной слишком высок.

…Ах, мой ближний с антонимом мой дальний ! Так Ян стал антонимом; так вместо близорукости – дальнозоркость; так впервые я заметила грязь на его ботинках.

Мы купили «Сто-Личную», возрадовались, аки юнцы, оба, да и спошлили, – а в кайф было!

Я долго делала вид, будто не при делах; потом долго-долго не делала… Ах, Ян, не обещай же: ни юной Инь, ни старой Гуань-инь, ни – тем более – не деве. Да, собственно, никто и не обещал лишнего – врать врали, а обещать… За то и прощала.

– Тебе нужен клин, – жужжали ж-ж-жоны.

– Да. Клин нужен. Чайковскому тоже нужен был Клин, – валяла я дурака, и тот-таки материализовался в образе и подобии того самого Яна.

– Ну же! Подумай о будущем! – не уставали ж-ж-жоны. – Тебе давно пора рожать! Годы идут, подумай…

А рожать нисколечко не прикалывало. Прикалывало другое: хотелось найти настоящее . Тогда и пошло-поехало: «В Клин – с клином», – я чудом скомпромиссничала сама с собой, приметив и/о потенциального вышибалы пережитков чувств-с: а в Клину у него стоял дом.

Признаться, он оказался едва ли не первым сносным клином, способным вышибить пред-предыдущего: предыдущим-то не получилось, хоть и хотелось; а может, я все еще идеализировала Яна с непременной «Сто-Личной» в пакете? Впрочем…

Теперь вечерами я пила ряженку, равнодушно пилила ногти и поначалу даже приободрилась: не все, значит, думаю, еще потеряно, раз на свежак потянуло. Может, кстати, будет, в чем в Италию-то… И вроде не идиот, не урод – к тому же регулярный оргазм… Ну, думаю, ладно, поживем – увидим. В общем, жили-поживали мы несколько месяцев, а тут – тук-тук-тук, я твой друг – ж-ж-жона его: так, мол, и так: супруга я! Клин на дыбы: «Кукла чертова, явилась…» – дальше молчу.

Я скрылась тихо, благо влюбиться за оргазм не сумела – и прямиком во Своя́си. А там, во Своясях, новое тысячелетие: и так оно, главное, незаметно придвинулось, что все в одночасье осточертело: дом – работка, работка – дом, причем дом запущенный, а работка – еще более. Но самый-то ужас в том, что все делом занимаются, даже собаки – и те – кости грызут. Я тоже было взялась, но чуть зуб не сломала: флирт, флирт… Когда и он оказывается «пройденным этапом», Инь и Ян стареют на эпоху.

«Последний раз мы целовались в прошлом веке», – так и не сказала я Яну из прошлого века.

– Мужчины – отборные махровые селекционные козлы, – сказала я Яну из прошлого века.

Больше всего на свете мне не хотелось, чтоб чертов вечерок заканчивался. Однако недобитый Ленский казался еще неприкаяннее Гончаровой, поэтому пришлось смириться.

– Ты, ну хоть ты знаешь, кого я больше?.. – спросил он.