Array Сборник: Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля

Я ведаю, чем это кончится —
Антихрист сорвётся с цепи.
Крылатая русская конница
Растает в бескрайней степи.

Мы мечемся в поисках истины,
А истина рядом, мой друг.
И пусть эта жертва бессмысленна,
Но я отправляюсь на Юг.

Туда, где с колами и вилами
Грядёт восемнадцатый год.
Где Белая стая Корнилова
Уходит в Ледовый поход.

Прервать сатанинские оргии
Бок о бок, навстречу беде,
Идут кавалеры «Георгия»
И девочка Софья Боде.

Туда, где в тропической зелени
Закаты под цвет кумача.
Где выход в моря средиземные
Готовил мечтатель Колчак.

А ныне в тельняшке заштопанной,
Не веря в счастливый исход,
В укрытии бухт Севастополя
Стоит всеми преданный Флот.

Так есть в поднебесной обители.
Так будет и впредь, с, est la vie.
Признаться, мне жаль победителей —
Они захлебнутся в крови.

Они не учили истории,
«Блистая» своей простотой.
И будут дымить крематории
Рабоче-крестьянской мечтой.

Мы словно из Времени выпали.
Нам видится странный мираж:
Кресты на утёсах Галлиполи,
Безерты унылый пейзаж,

Немыслимый век одиночества,
В клинок перекованный плуг…
Я ведаю, чем это кончится.
Но я отправляюсь на Юг.

Как хрупок этот мир, который,
Пугливо спрятавшись в нору
И окна занавесив шторой,
Ведёт наивную игру!

Мы пьём под звуки фортепьяно
Среди простуженных снегов
И вздрагиваем постоянно
От скрипа собственных шагов.

Подвластна заданному ритму
Волна вальсирующих тел.
И кто-то подбирает рифму
Для слова страшного «расстрел».

Не каждый убедить сумеет
В том (и себя первей всего),
Что это слово не имеет
К нам ровным счётом ничего.

Полна тоскою неизбывной
Певица в траурном манто.
Поэт читает заунывно
Своё блестящее «ничто».

Его лицо как маска в пудре,
Лишь рот кривится в такт речам,
И не расчёсанные кудри
Спадают вяло по плечам.

Невразумительный и странный,
Порой коверкая слова,
Он манит нас за океаны,
На золотые острова.

И нас его призыв уносит
В пределы дальних берегов,
А дым дешёвой папиросы —
В туман предутренних лугов.

И экзотические звери
Вдруг мчат на нас во весь опор
Сквозь плотно запертые двери
И складки обветшалых штор.

Вот южный город, солнца полный,
Всегда беспечен, сыт и пьян.
И бьют лазоревые волны
В борта фрегата «Сан-Хуан».

По трапам бегают матросы,
Таская толстые тюки.
Хозяин – жёлтый и раскосый —
Следит за всем из-под руки.

Что моряку – лишь ром да юбка!
Иначе жизнь его пуста.
– А ну, прижмись ко мне, голубка! —
Иной бродяга даже трубки

Не вынимает изо рта!
В одной руке – хмельная кружка,
И зуб акулы на груди,
В другой – весёлая подружка,

Таких в порту – хоть пруд пруди!
Узлом завязана рубаха,
В такт песне топает нога,
Торчит за поясом наваха

(Видать, моряк не знает страха!),
А в ухе – жёлтая серьга.
Здесь нет зимы. Здесь все богаты!
А не богаты – не беда!

Здесь потрясающи закаты!
Здесь все твои мечты – крылаты,
А твой покой хранит звезда!
Вот папуасы в белых перьях

Вокруг костра пустились в пляс…
Вдруг кто-то громко хлопнул дверью —
И иллюзорный мир погас.
Опять война, разруха, голод,

Лишений, бед роится сонм,
И леденящий душу холод,
И неуверенность во всём.
Ожесточение без меры,

В душе – мышиная возня,
И надоевшие портьеры,
И в них гуляющий сквозняк.
И вьюга за окошком воет,

По крыше ветками шурша…
Эх, одеялом с головою
Укрыться б, лечь и не дышать!
Чтоб трубы больше не трубили —

«Ура! Вперёд! На бой и труд!»
Чтоб все вас начисто забыли —
И кто, и где, и как зовут!
Но вновь поэт читает строки,

Сгущая сумрак голубой,
И вновь бегут по телу токи —
И отступает мир жестокий,
И затихает в сердце боль.

Нам не будет никогда тридцати.
Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово «плен».
Им не вынести в домах тишины.
Никаким теплом нельзя их согреть.
И уже не разогнуть им спины
До свистящего, как хрип, слова «смерть».