Людмила Островая - Девочка по имени Магда. Повесть

Когда я заболела желтухой и лежала в инфекционном отделении, он каждый день забегал в больницу. Посетителей внутрь здания не пускали из-за карантина, только принимали передачу. Дети в больничной одежде, кто в пижаме, кто в халате, как маленькие арестантики, выглядывали из окон в ожидании своих родственников. Однажды Василий все-таки пробрался в отделение через черный вход. Увидев его, я так обрадовалась, бросилась ему на шею. Потом вдруг отстранилась и побежала назад в палату. Он кричит: «Надюша, ты куда?» А я быстренько сгребла свои вещички и снова к нему, как своему спасителю: «Забери меня отсюда!» Он прямо в лице переменился, так растрогался. Завернул меня в полушубок и собрался уходить, но тут прибежали медсестры и нянечки, давай его увещевать и стыдить: «Папаша, ну разве так можно! Ребенка надо лечить!» Наш дерзкий побег сорвался. Василий вернулся домой расстроенный, мама на кухне лепила вареники, он сел напротив, прямо на стол с мукой положил руки, опустил голову и… заплакал. Эти подробности я узнала после выписки из больницы, мама рассказывала подруге, а у меня как всегда уши торчком, уж очень хотелось узнать, что там взрослые обсуждают. Василий был хорошим человеком, совестливым. Я думаю, он прекрасно понимал, что происходит в НКВД и в стране. Помню, как он иногда жаловался маме: «Мета, боюсь, я больше не выдержу!» Для такой работы у него был слишком добрый и мягкий характер.

Мое детство и юность прошли в Таганроге. Спокойный приморский город. Много зелени. Частые сильные ветра. Жаркое лето и совсем не по-южному морозная зима. Через город в одноименных балках протекали две речки: Большая и Малая Черепаха. Это сейчас их почти полностью загнали под землю в ливнесточные коллекторы. В балке Большой Черепахи раскинулась дубовая роща, некоторые деревья сохранились еще с петровских времен.

Для меня центром мира был наш двор. Он объединял сразу несколько домов. Посреди двора росла огромная шелковица. Ствол был такой толстый, что два человека не могли его обхватить. Извилистые корни, как щупальца спрута, расползлись в разные стороны на поверхности земли. Раскидистая крона затеняла весь двор. Я любила залазить на дерево, есть сочные ягоды и раскачиваться на толстых ветках, за что неоднократно получала от мамы нагоняй.

Во дворе стояли две качели: лавка-качалка для малышей и подвесная, на прочных канатах, для детей постарше. С этими качелями связаны яркие эпизоды моего детства. В нашем доме жила Клавдия Семеновна, она работала кассиром на заводе. Семьи у нее не было. Обычная тетка лет пятидесяти, но если в праздники Клавдия Семеновна выпивала, то проявляла буйный темперамент. Один раз она раздухарилась не на шутку: взобралась на большие качели и так раскачивалась, что боковые опоры скрипели и ходили ходуном. При этом она голосила песни, в основном, патриотической направленности. Платье развевалось, мелькали голубые панталоны. На бесплатный концерт собрались зрители, одни глазели из окон, лежа на подоконнике, другие сидели на лавочке во дворе и щелкали семечки. Кто-то пытался ее урезонить: «Клава, ну хорош! Упадешь ведь!» Она с гордым вызовом отвечала: «Упаду, так на советскую землю, и советские врачи меня спасут!» Активная фаза сменилась депрессивной. Клавдия Семеновна уселась за стол, где мужики играли в домино, начала лить слезы и жаловаться на все подряд: одиночество, непонимание, несправедливость. Высказав все претензии человечеству, она побрела домой, грустно поникнув головой. А на следующее утро, как ни в чем не бывало, бодро помахивая красным ридикюлем, шагала на работу.

На маленьких качелях отличилась я сама. Качались с подружкой, она на одном конце лавки, я на другом, все как положено, вверх-вниз по очереди. Подошел пацанчик постарше, подружку согнал, а сам с разбегу как скакнет на край качели! Меня резко подбросило вверх, я не смогла удержаться и брякнулась с качели прямо в песочную кучу. Рыхлый песок смягчил удар, но подбородок я все-таки разбила. Домой побоялась идти, новое платье в крови и грязи, пошли к подружке, ее мама постирала мое платье, смазала ссадину йодом. Только когда одежда высохла, я пошла домой.

Мы жили в коммунальной квартире на втором этаже. Детский сад летом закрывался на ремонт. Как-то мама ушла, а меня заперла на ключ от греха подальше. Погода теплая, во дворе ребятишки шумят, а дома одной скучно. Недолго думая, я вылезаю в открытое окно и по узкому карнизу лицом к стене, приставными шагами продвигаюсь к соседскому окну. А оно закрыто! Только небольшая форточка распахнута. Что же делать? Назад идти боюсь, вниз прыгать – слишком высоко, в три года это я уже соображала, ухватилась одной рукой за край форточного проема и стала звать соседку: «Тетя Оля! Тетя Оля!» Соседка в это время находилась на кухне, услыхав мой голос, кричит мне в ответ: «Потерпи, мама скоро придет». Я опять: «Тетя Оля, идите скорее сюда!» Она поняла, что происходит что-то неладное, стала стучаться к нам. А дверь-то закрыта на ключ! «Надюшка, что случилось? Ты где?» Кричу: «Да, здесь я, у вас!» А сама еле держусь, вот-вот сорвусь. Она вбегает в свою комнату и видит меня за окном, повисшей на форточке. Соседка не растерялась, сразу хвать! меня одной рукой, другой открыла шпингалет и затащила в комнату. Когда маме доложили о случившемся, она была так поражена, что единственный раз в жизни не стала меня наказывать. Она привела наглядный пример. Подвела меня к окну и бросила вниз яйцо. Яйцо разбилось и разбрызгалось в разные стороны, а мама сказала: «Вот видишь, если бы ты упала, от тебя бы тоже осталось только мокрое место».