Александр Кваченюк-Борецкий - Любовь нельзя убить. роман

– Спасибо, приятель! – вдруг сменив гнев на милость, и, добродушно усмехнувшись, сказал обремененный высокой должностью человек.

Затем, когда бумажник вновь очутился в его руке, он вынул из него ту самую визитку, по которой Клим определил хозяина его случайной находки и спросил:

– Как тебя зовут, парень?

– Клим! Клим Устюжанин! – не раздумывая, выпалил будущий олигарх.

– Что ж, Клим! Скучно будет, звони!..

Клим так и сделал, но уже после окончания института.

На третьем курсе Устюжанин закрутил роман с деканшей кафедры политэкономии. Она была значительно старше его возрастом, но – настолько без ума от поражавшего умом и успехами в учебе студента, что едва не развелась с собственным мужем. На четвертом племянник ректора ВУЗа пригласил Клима стать свидетелем на его свадьбе…

Клим был еще тот гусь!

– Ничего, Фрол! – хвастал он во время очередной встречи с младшим братом. – Скоро я стану богатым и куплю большой дом! Мы поселимся в нем втроем: я, ты и наша мать… Вот тогда и заживем на славу!

– Я не стану жить с тобой под одной крышей! – возразил тот.

– Это еще, что – за новости?

Младший брат, потупив взор, не решался посмотреть в глаза старшему.

– А вдруг его сожгут, как и пилораму нашего отца? Тогда и мы сгорим в нем заживо!

– Что за бред ты несешь, Фрол? Идя в лес, убей не волка, а страх в себе перед волком! – напомнил Клим младшему брату любимое изречение Степана Ивановича.

– Ага! – лишь для вида соглашался тот. – Если я и пойду в тот лес, то лишь с ружьем и патронами, не забыв начинить ими патронташ до отказа… Чтобы законы хозяев тайги, этих нелюдей, на себя вместо охотничьего костюма не примерить!..

– Ну, ты – придурок! – от души смеялся Клим. – Маленький придурок! Всю жизнь нищим решил прожить? Живи, я тебе мешать не стану, уж, это – точно! Завидовать мне еще потом будешь… Помяни мое слово! Конченный ты, люмпен!

– Кто? – не сразу понял Фрол.

– Голодранец, значит! Вот уморил, так уморил!

Но его слова ничуть не обидели Фрола.

– Я врачом буду! Людей буду лечить… Маму! Чтоб до ста лет прожила, не меньше…

– Ха-ха! Тебя самого лечить надо… В таком возрасте, а уже свихнулся!

Лукерья Захаровна не вмешивалась в их спор, хотя знала, что до ста лет ей, вряд ли, дотянуть… Да, и ни чему – это… А на том свете, глядишь, с мужем Степаном удастся свидеться.

Вскоре она и вправду умерла. А братья, кто – куда разъехались. И какое-то время лишь изредка посылали друг другу весточки. А потом… Потом, казалось, и вовсе забыли о существовании друг друга…

Это подруга Машка притащила ее на это чертово день рожденье к Митяю. Они учились вместе в одном институте, где прежде преподавал, ее уже давно почивший родитель, профессор Аграновский. Вслед за ним умерла мать Марии, и разменявшая четвертый десяток та продолжала жить в профессорской квартире вместе с младшим братом Ильей. Ох, уж этот Илья! Но о нем немного позднее…

Сам Митяй Рукавицин, коренной москвич, рос и воспитывался в зажиточной семье. А, когда повзрослел и встал на ноги, на материальный достаток тем более не жаловался. Не имелось для этого никаких причин… Волосы у него были русые, вьющиеся. Белесые брови. Глаза светло-карие с хитрым прищуром. Лицо овальное. Под стать ему, и характер – добродушный и покладистый. Илья был крепыш среднего роста с отменным здоровьем, о чем свидетельствовал его всегдашний румянец на немного полных щеках. Казалось, чего бы ему продолжать водить дружбу с бедной Машкой, которая кое-как сводила концы с концами? Братец-то ее каковский фрукт был! Нигде не работал. Да и, как выяснилось, наркотой баловался… А вот – чего! До сих пор появлялся он у нее на квартире из-за определенной, то есть, мужской надобности… А жениться, понятное дело, не хотел. Приходил с подарками. Деньжат подкидывал. Клим-то Устюжанин, хозяин фирмы, где Митяй работал, ему хорошо платил. И даже – очень. Но на большее Митяй не зарился. Почему? Да, все очень просто! Закваска у него была старомосковская. Коренные-то московиты всяких немыслимых богатеев на своем веку повидали. И, что потом с ними со всеми сталось? С богатеями этими?! То-то и оно! И Митяй был такой. Знал себе цену, но дозволенную черту никогда не переступал. Мудрость в его генах жила. Опыт вековой. Этого, как и талант, не пропьешь и по пустякам не разбазаришь. На этом, можно сказать, все и держалось всегда в престольной… А, значит, и – в стране.