Александр Кваченюк-Борецкий: Любовь нельзя убить. роман

– Зато Иринка, глядя на меня, все глаза себе промозолила! – ехидно возразил Клим. – Ты ее не интересуешь! И знаешь, почему?

– Почему? – скорее автоматически, чем из желания узнать ответ на вопрос, спросил Фрол.

– Потому, что у тебя кое в каком месте до сих пор ничего интересного не выросло!

И он громко рассмеялся.

Но Иринка была девчонка с характером. Сделавшись от стыда пунцовой, в ответ она в сердцах топнула ножкой.

– Меня не волнует, на чьей грядке морковка поспела, а у кого из нее торчит, пока что, лишь одна ботва!.. Даже не рассчитывайте на это!

И, сердито насупившись, добавила:

– И потом, с чего это вы оба решили, что я за кого-то из вас замуж выйду? Вот Лукерья Захаровна услышит, о чем вы тут речь ведете, так она запретит мне приходить к вам в гости! Еще и моей родительнице обо всем расскажет… Тогда, пиши пропало! Сечете поляну, придурки?

Но Клим, не обращая внимания на ее слова, и, видя, как злится Фрол, продолжал издевательски похихикивать.

Но это был смех не к добру.

Через месяц в дом к Устюжаниным пришли приставы и потребовали немедленно покинуть его.

– Да, куда? Куда я с двумя детьми пойду, скажите на милость? К тому же, на дворе – не май месяц!..

И Лукерья Захаровна указала на окно, за которым подвывала декабрьская вьюга.

– Дайте, хотя бы, перезимовать в собственном доме, а уж потом…

Приставы, видимо, пожалев бедную женщину и ее детей, ушли, но напоследок предупредили, что вскоре придут вновь.

Только Лукерья Захаровна хотела запереть за ними дверь, как с холода в сенцы юркнула соседская Иринка.

– Теть Луш, теть Луш! Вас выселяют, да? – затараторила она без умолку.

Устюжанина раздраженно буркнула в ответ что-то невнятное.

– Мама сказала, что вы можете у нас жить, сколько хотите! У нас, все одно, дом – наполовину пустой. А – вместе, веселее будет! И – потом, со временем, глядишь, совхоз вам новое жилье построит!

– Как же! Построят они… Голытьба чухонская!.. Держи карман шире!

Поворчала, поворчала Лукерья Захаровна, но делать нечего. Через неделю переехала с сыновьями в дом к Уваровым, и прежние соседи стали жить в нем двумя семьями… К слову сказать, так продолжалось до тех пор, пока дети не стали заметно подрастать. Разнополые они были, и потому в одной комнатке им было спать не с руки. Иринка, формы которой заметно округлились и приобрели девическую привлекательность, вдруг стала сильно смущаться парней, в особенности Клима, который настолько возмужал, что в свои четырнадцать лет выглядел значительно старше. Она часто убегала из дому, пропадая целыми днями у соседских подруг, или бесцельно болталась по улице.

В свою очередь, Клим не то, чтобы приставал к Иринке, нет! Но, когда он находился рядом с ней, зрачки его глаз становились темней, ноздри расширялись, а дыхание учащалось. Ему хотелось схватить ее за плечи и поцеловать прямо в губы. Клим с трудом удерживался от этого необъяснимого желания. Ведь никаких особенных чувств к Иринке он не испытывал.

Как-то, подкараулив момент, когда они были в доме совсем одни, Клим предложил:

– А, пошли на сеновал!

Иринка хитро посмотрела на него.

– А денег сколько заплатишь?

– Денег? – растерялся Клим. – Да, нет у меня никаких денег! Сама знаешь…

Иринка ехидно усмехнулась:

– Вот когда будут, тогда я и подумаю насчет сеновала!

Но Клим был упрямый хлопец. Если, что в голову себе втемяшит, так уж клещами эту его затею потом оттуда не вытащишь. Лукерья Захаровна, когда на работу по утру уходила, то малость деньжат ему оставляла. Хлеба прикупить или еще чего там. Сдача с тех денег мизерная оставалась, и Устюжанина возвращать ее никогда не требовала. Потихоньку, полегоньку Клим прикопил деньжат. Сумма получилась не ахти какая, но этого показалось ему достаточным, чтобы возобновить с Иринкой их прошлый разговор насчет сеновала.

Иринка не сразу, но, все ж таки, уступила Климу. Но с одной оговоркой: к ней не приставать. Иначе, она мамке своей и Лукерье Захаровне все расскажет. Клим пообещал, что не станет ее трогать ни при каких обстоятельствах.

– Ладно! Тогда пошли! – согласилась Иринка и взяла деньги.

Но когда они зашли в сарай и плюхнулись в сено, Клим спросил:

– А сколько тебе нужно денег, чтобы ты потрогать себя разрешила?

Иринка вначале сильно смутилась, а потом подумала и сказала.

– Много! Очень много!

– Ну, хорошо! – сказал Клим. – Я согласен тебе их дать! Только, когда вырасту и пойду работать…