Наталия Дроздецкая - Тайна городского сумасшедшего

– Ну, за наитие, – предложил первый тост Арсений.

Выпили, закусили, покурили, помолчали.

– А ведь я давно уже тебя жду, – неожиданно заявил хозяин чересчур аскетичного жилища. – Ты же ещё осенью прийти должен был, да так и не пришёл. Я, можно сказать, из-за тебя зимовать здесь остался.

Артём почувствовал те же симптомы, что и тогда, когда оказался в странном дворике рядом с закусывающим капустным пирожком чудаком. Кстати, рядом с тем он заметил футляр от скрипки. У этого тоже футляр – висит на гвоздике, вбитом в прислоненную к стене доску. Может быть, и то, и это – глюк? Но ведь ободрался-то он по-настоящему, когда карабкался по водосточной трубе. Артём постарался побольней воткнуть в ладошку ноготь большого пальца. Между тем Арсений угостил колбасой кота (тот, не мигая, смотрел на неё всё это время), и предложил гостю выпить.

– Ты на меня не обижайся, – предложил не обижаться на себя Арсений. – И молодец, что пришел. Я уже было подумал – не придёшь. И тогда было бы всё напрасно: что я не уехал отсюда осенью, что ты вдруг затеял добраться до истины. А теперь, быть может, всё сложится. Да, я вот еще хотел скрипку тебе подарить. Мне-то она вроде и ни к чему, а тебе, глядишь, пригодится. Не «Страдивари», конечно, но тоже хорошая скрипка…

– Это же сколько возможностей напрасно упущено, стоило сидеть здесь больше трёх месяцев, пополняя копилку небытия напрасно потерянным временем? – как бы сам себе вопрос задал Артём, но тут же услышал ответ на него от необычного собеседника.

– Ты уже наверняка понимаешь, что время не уходит в небытие. И вообще, это самое небытие – плод ограниченной фантазии, для простоты бытия выдуманный. Время – это сумма всех вдохов и выдохов, движений, поступков, мыслей и даже снов. Сон есть божественное проявление яви, творящейся в высших слоях человеческого бытия. Одновременно сон есть существенная составляющая времени. Накапливаясь, оно складируется в нетленных хранилищах Вечности и любое мгновение из него может быть выдано по первому требованию нуждающегося в этом отрезке времени существу.

– Может быть, а может и не быть. По крайней мере, одного желания для этого, по-видимому, недостаточно.

– Вот же какие мы подкованные в этом вопросе. Мне доподлинно известно, что ты предпринял целый ряд весьма интенсивных попыток проникнуть в одну из тайн уже прошедшего времени, и у тебя ровным счётом ничегошеньки не вышло. Так?

– Зачем же спрашивать при такой исключительной осведомлённости?

– Так я же не спрашиваю. Я просто констатирую факт: ничего не исчезает в небытие, потому что небытия не существует. Иначе откуда бы мне были известны про тебя столь несущественные для истории этого мира подробности? Однако они мне известны. Это значит, что я довольно основательно покопался в прожитом тобою времени, хотя, согласись, до сегодняшней встречи мы с тобой никогда не виделись и даже заочно не были знакомы.

Арсений рассказал Мурашкину важную для него историю, в которую почти невозможно было поверить, но одновременно и не поверить было нельзя. Он рассказал ему про Марка Эрзарховича, которого всё ещё помнят местные старожилы. Тот, правда, уже умер, лет 20 назад, но пока был жив, ходил по городу с котомкой и проповедовал справедливость в каком-то её безупречном, невозможном, несуществующем виде. Про него говорили, что он ненормальный, что он сделался таковым после того как по вине безбожных мошенников остался без жилья и как следствие без семьи и всех сопутствующих обычной человеческой жизни благ. Городские власти пытались ему как-то помочь. По инициативе одного чиновника в городе даже была ночлежка открыта, куда всегда можно было обратиться за помощью как самому Марку Эрзарховичу, так и таким же как он бездомным людям. Но он почему-то никогда туда не обращался, просто ходил по городу немым укором процветающему вокруг благополучию и только изредка бормотал потихоньку всегда одну и ту же фразу: «Разве же это справедливо?»

Расстался Артём с Арсением также неожиданно, как и встретился с ним. Вручил гостю футляр с инструментом, вышел на минутку на улицу и уже больше не зашёл никогда. Артём попытался потом его найти, но Арсения не было нигде, и кот тоже куда-то бесследно исчез.

Оказавшись в толпе горожан на проспекте имени знаменитого в этих краях писателя, Артём остро почувствовал необходимость позвонить по телефону, врезавшемуся в память при первом прочтении со стены странного жилища на пустыре. Если бы не футляр со скрипкой в руках, ни за что не поверил бы он в реальность произошедшего только что на пустыре знакомства. Кстати, незнакомец казался ему сейчас очень знакомым и даже близким человеком. Он наверняка встречался с ним где-то раньше. И он обязательно вспомнит потом – где именно и при каких обстоятельствах. Стоит только выспаться хорошенько, прийти в себя, напрячь уставшую от всего происходящего память. Но первое, что он сделал, когда до дому добрался, позвонил со своего домашнего телефона по тому запомнившемуся номеру со стены разрушенного строения на пустыре, где он побывал недавно. После недолго пульсирующих длинных гудков трубку взяла какая-то женщина. Артём не знал, что и сказать, кто он, собственно, такой, почему вдруг звонит по этому номеру. Голос в трубке показался ему приветливым и интригующим одновременно. И он, не мудрствуя лукаво, сказал: