Владимир Данилушкин - Зубило №8. Записки чайника

В жизни Маркс и Ленин не встречались, а в городе проспекты их имени пересекаются. Поворот с Ленина на Маркса – с набитой заледенелой колеей, надо уметь вписаться. А там стоят пешеходы, намерения которых необходимо предугадать. Как его уловил военный патруль в прошлогоднюю зиму! Думал чайник: финиш настал. Нет. Только замечание сделали, мол, не останавливайтесь на автобусной остановке. Отъехав, Гнусин проклинал себя, сам не зная за что. Ну, не могли военные к гражданскому санкции применить. А чем черт не шутит! Правда, к следующей зиме получше стал управляться, но снег – не асфальт, на вид из кабины не определишь, можно ли по нему двигаться.

Тем более, водопроводный колодец в Яме – не редкость. Над его крышкой снег стаял до самого железа, а снег над асфальтом, спрессованный машинами, имел толщину сантиметров сорок. Въехать в эту яму колесом, да еще таким небольшим, как у «Зубила», равносильно попаданию в капкан. Гнусин применял в вождении тактику испуга, то есть тормозил в том мете, где тормозить никак нельзя, а следует проскочить по инерции, и газовал, где это недопустимо, например, на льду, пытался трогаться там, где можно было тронуться лишь в переносном смысле. Теоретически он мог бы пропустить данную яму «между ног», то бишь, колес, если бы имел побольше опыта. А так въехал задним колесом, и поскольку притормозил, въехал передним в другую яму. Достал лопатку, поковырял спрессованный снег, отчего заныла какая-то жила в спине, понял, что здесь и бульдозер не справится.

Отчаяние мгновенно овладело его существом. Холод заполз под одежду и добавил тревоги. Так сморщивается и опадает вынесенный на мороз тепличный цветок. Казалось, вот-вот взорвется Вселенная. Вместе с тем, в нем подспудно сидела мысль о чудесном избавлении, которое придет само по себе, неожиданно и всеобъемлюще, как новогодний сюрприз. Он готов был заплатить за помощь, если такая подвернется, и это при его сугубом скупердяйстве. Лишь бы ноги унести. Недаром говорится: не знаешь броду, не суй концы в воду. Даже если вода в виде снега. Он еще не успел осознать в полной мере безвыходности своего положения, как появились трое незнакомцев. Взяли за задок, подняли из ямы, поставили на снег. Свободен!

Гнусин откатил машину на полметра, чтобы зафиксировать свободное положение, вышел из машины и стал нижайше благодарить за свободу. Об оплате у него язык не повернулся, а вот подвезти предложил.

– Ну вот и подбрось, – сказал один. Гнусин не различал их по лицам, а по голосу сразу понял: это лидер. Командирский голос. Может, сержантом служил…

– Конечно-конечно, – с подобострастием, достойным лучшего применения, пролепетал Гнусин. Над ним нависло проклятье остаться неблагодарным. Быстро усадил троих и поехал, пережитая опасность дала душевный подъем и уверенность в движениях, когда включаешь именно первую, а не заднюю передачу, а вместо газа не нажмешь на тормоз.

Дорога здесь не очень сложная, на выезде из жилмассива светофор, он уже в прерывистом режиме, а твоя дорога главная. Недавно поменяли знак, так несколько человек залетело. Опасность. Никто же на эти знаки ежедневно не смотрит, помнят наизусть. На кольце 31 квартала поменяли, так это еще в автошколе говорили. Вообще-то правильное решение, а то в городе всего два кольца, и режим движения не одинаковый.

– А ты, батя, шустрый. Вроде тихой, а даешь.

– Да я и сам от себя не ожидал. Я если выпью, пляшу. Вам куда? Не стесняйтесь.

– До Марчеканского переулка, – послышалось с заднего сидения.

– А нам дальше, – сказал пассажир, расположившийся на первом сидении. Гнусин скосил глаза, увидел сверкнувшие зубные коронки и большой шрам, как от удара сабли, делавший лицо этого человека ухмыляющимся тяжелой, недоброй ухмылкой.

Высадив невзрачного мужичонку возле цеха керамзита, Гнусин повторил вопрос и почувствовал, по движениям Порезанного, что становится для них неким подобием персонального водителя, вспомнил Гальяна и даже стал подражать его движениям. От незнакомца исходила непонятная сила, подавляющая достоинство окружающих. Зима, давно уже темень, холод-то не страшен, печка в машине жарит, как в сауне, но все-таки некий холодок мягко пробежался по хребту.

– Продай машину, батя, зачем она тебе нужна, – как двойной удар боксера, в голову и в сплетение. Как брошенная на воде каменная плитка касается поверхности многократно, испуская концентрические волны, так и эта фраза растеклась кругами. «Продай» и «папаша» были синонимами опасности.