Александр Муниров: Сказка о Гоше

По этому поводу Гоша как раз не переживал. Кристина была не из тех, с кем может случиться что-нибудь плохое. Он чувствовал себя обделенным. Общая тайна, как он считал, о которой не знали другие жильцы дома, располагала к доверию. Как минимум, Кристина могла предупредить Гошу о том, что уйдет. Ей, в отличие от него, это не составило бы труда.

– Летом меня не будет, но осенью мы с тобой непременно встретимся, – вот и все, что ей нужно было сказать.

Но Кристина исчезла молча, как будто ее и не существовало и получалось, что все то, что Гоша делал – носил ей еду, помогал убираться на чердаке, искал на соседних помойках нужные вещи и тайком приносил наверх, все это было недостаточно для того, чтобы просто предупредить.

А Гоша уже считал себя полноправным участником всех Кристининых дел.

Та девочка была лишь первым из посетителей. Кристина, как выяснилось, содержала на чердаке ночлежку для разных людей, встречала их, кормила, укладывала спать и провожала. Чаще всего дело происходило ночью, то ли для того, чтобы не беспокоить жильцов, то ли Кристинины посетители предпочитали передвигаться по городу ночами.

Гоша же по ночам должен был спать в своей комнате, так как мама, все-таки, в это время находилась за стенкой, но он часто просыпался, подходил к окну, растапливал дыханием корку льда на стекле или протирал выступившую на нем влагу и смотрел, как Кристина стоит на детской площадке и ждет гостей. Или общается с ними.

Одной ноябрьской ночью его заметили. Кристина стояла и говорила с двумя взрослыми а третий, поменьше, вероятно их сын, в это время разглядывал окна и, поймав Гошин взгляд, помахал ему рукой.

Гоша приставил к подоконнику стул, залез и открыл форточку, махнув через нее. Потом стул сломался. Он был старый, появился в Гошиной жизни еще со времен второго класса и мальчик неоднократно качался на нем, так что это было естественным концом, лучшей смерти стулу и придумать было нельзя, хотя мама все равно не оценила.

Следующим утром, выходя из квартиры, Гоша увидел лежащую на коврике у двери странную штуку, размером с половину ладошки, сплетенную из веточек и узкой алой ленточки. Штука легко помещалась в карман. Он вернулся, положил ее в стол и после пошел в школу.

– Ну что ты за человек такой? – фыркнула Кристина, когда Гоша, вернувшись и поднявшись на чердак, показал ей находку, – притягиваешь к себе людей. Тебе нравится быть в центре внимания, да?

Учитывая, что тремя часами раньше один одноклассник, зачерпнув воды из лужи чьим-то выброшенным ботинком, плеснул ей в Гошу, тот имел свое мнение насчет центра внимания.

– Носи с собой, – добавила Кристина, – хуже точно не будет.

Гоша носил этот амулет целых два месяца и все это время одноклассники обходили его стороной, найдя других жертв для своих шуток. Потом мама обнаружила его, когда собиралась постирать Гошины джинсы и выбросила, причем так умело, что Гоша, облазив все мусорные контейнеры, так и не нашел свой амулет, лишь зря пропах испорченными продуктами, выброшенными Ученым после того, как тот купил новый холодильник.

На следующий день, на уроке физкультуры, в Гошу бросили баскетбольным мячом, попав в лицо и оставив огромный, похожий румянец, синяк на щеке. Все вернулось на круги своя.

Как-то раз Гоша, возвращаясь из школы и проходя через сквер, несмотря на все запреты мамы после разговоров о бомжах и собаках, повстречал на том самом месте, где был костер, старика с редкой но длинной седой бородой, одетого в клетчатое пальто. На голове у него сидела старомодная шляпа, а в руке он держал трость из черного дерева с набалдашником в виде головы слона. Старик выглядел крайне обшарпанным, словно вышедшим прямо из прошлого века. Он не имел ничего общего с современными молодящимися стариками в трико и бейсболках и, похоже, его это совсем не смущало. Трость же, на фоне невзрачного внешнего вида, выглядела настоящим сокровищем. Если бы старик прошелся по улицам, то на него непременно бы все оборачивались. В сквере же, кроме Гоши, не было никого и оценить такую эпатажность было больше некому.

– Скажи мне, ребенок, – сказал он, когда мальчик подошел поближе, – где-то здесь есть гостиница? Мне говорили о ней.

Гоша, как вы уже поняли, не очень любил, когда его называли ребенком. Но, в данном случае, посчитал он, для такого древнего старика, наверняка все люди моложе сорока лет были детьми. К тому же, после своих слов он махнул тростью так элегантно, как делают только аристократы из старых черно-белых фильмов, что не могло не расположить к себе.