Виктор Фролов - Туристы (сборник)

Так, значит, захожу в «кругляк» – и к витрине. Ассортимент, стало быть, изучаю. А из-за прилавка голос, точно из иного мира, грудной такой, приветливый:

– Кто же та счастливица, кому вы, молодой человек, такой роскошный букет-то подарить собрались?

Тут только сообразил, что пионы я, дурень, по-прежнему в руке держу, не сподобился избавиться по дороге. А как поднял глаза на источник гласа того небесного, так и пророс к месту: статная, румяная красавица – ну прямо-таки Марья-царевна из сказки! Рука с цветами сама к ней потянулась:

– Да, вот, – говорю, – вам цветочки и нёс!

– Спасибо, – с улыбкой отвечает. – Пионы я очень люблю. Только вот что-то не припомню, когда это мы с вами познакомиться успели!

– А коли до сих пор не довелось, – нашёлся я, – так ведь ещё не вечер! Сейчас и познакомимся. Я, к слову, вольный художник такой-то.

– А меня – Наталья зовут. Заведую этим вот торговым предприятием. Девушка, что этот отдел обслуживает, приболела. Вот мне и пришлось подменить её сегодня за прилавком. Так что побуду до закрытия обыкновенной продавщицей.

Говорит, а сама ласково так улыбается. И глаз сияющих с меня не сводит. Затрепетало у меня в груди, жар по всему телу разлился.

– Что же, Наталья! Погода отличная, погуляю я, пожалуй, до закрытия вашего гастронома по территории. А потом провожу вас до дома. Не возражаете?

– Буду рада. Только зачем же по улице-то шляться. Заходите в подсобку, перекусите пока. Скорее время пройдёт.

Привела Наталья меня в служебное помещение. Колбаски настрогала, хлеба нарезала. Бутылку «Акстафы» откупорила, это такое марочное вино креплёное, вроде портвейна. Вы, конечно, и не пробовали его, куда уж!

Покайфовал я в одиночестве, а вскоре и конец рабочего дня наступил. Присоединилась ко мне Наталья, составила, так сказать, компанию. Вот дотемна и просидели, проговорили. Она – о замужестве неудачном, сынке-подростке, без отца обалдуем растущем. Что до меня – сами знаете, чем павлин в предвкушении «свадьбы» занят – распусканием хвоста, да возвышенным клёкотом.

– Ну, ты и силён, Айвазовский, баб клеить! А прикидывался-то простаком, – перебил рассказчика грузный старик в линялом тельнике, выглядывавшем из под байковой рубахи.

– Умолкни, Боцман, не шухари! – цыкнул на него губастый. – Дай приличному человеку высказаться, не всё вас, шелупонь, слушать!

– Да, чё я, Губошлёп! Клёвый, говорю, мужик – Сергеич-то! Давай, смотаюсь, ещё пивка ему возьму!

– Повремени, друг, – барственно прервал рассказчик суетливого, послушайте, что дальше-то было.

Посидели мы с Натальей хорошо в тот вечер. Персонал по домам разошёлся, и мы, утомившись, в её кабинете на диванчике закемарили. Я всё порывался портрет подруги на обёрточной бумаге написать, а она, шутя, останавливала: «успеешь ещё, никуда это от тебя не уйдёт»!

И, видите, как в воду глядела! Закрутили мы с ней всерьёз. Недели не прошло, собрал я пожитки и насовсем к Наталье переехал. Потом, как положено, с женой развод оформил. А с ней расписались. Как в угаре время шло, будто приворожила меня баба.

Рисовать её одну только и мог в те дни. Наталья на работу, а я – малевать её портреты в разных видах, да интерьерах. Некоторые, не совру, совсем неплохо удались. Говорила, подругам дарит. Потом слушок дошёл – приторговывала моими работами по случаю. Я-то не в претензии. Считай, на её содержании находился. Торговый люд, он ведь никогда не бедствовал! Это уж потом, когда оба на пенсию вышли, как бы сравнялись доходами.

А вот теперь в самую пору и стопарик пропустить. Подхожу я, друзья, к печальным страницам своего повествования.

Художник сделал жадный глоток из стоявшего перед ним стакана, запил пивом, повёл головой, высматривая, чем бы закусить, захрустел приглянувшимся солёным огурчиком. Стоявшие подле стола уважительно ожидали продолжения исповеди.

– Вот ведь, казалось бы, живи – да радуйся! На всём готовом, обихожен, при продуктах. Ан, не тут-то было. Вроде бы и трезвый, а рука нет-нет сама, ни с того ни с сего вдруг начнёт голову пацанчика набрасывать. Да, не какого-нибудь там, «левого», а сынка моего, Алёшеньки. К тому дню уже пара годков миновала, как не виделись мы с ним.

Почему, почему?! Да, потому! Натаха не позволяла: «Чем ты ему пособить можешь – ни заработка постоянного, ни смекалки жизненной. Квартиру им, считай, подарил – куда уж больше! У тебя, – говорила, – рядом паренёк растёт, вот и занимайся его воспитанием, художник! У того, твоего, мамка есть, не сирота он. А когда станет старше, в жизни что понимать начнёт, сам прибежит, увидишь. А нет – так то его дело». Перечить такому ведь не станешь, вроде, как и права баба. Уходишь – уходи! Так сам себя и убеждал.